– И сколько ведьм в городе? – поинтересовалась Сара.

– Три дюжины, – ответила Линда. – Мы вынуждены ограничивать численность, иначе Квадратная Миля превратилась бы в сумасшедший дом.

– Мэдисонский шабаш такой же величины, – сообщила Сара, довольная услышанным. – Встречи устраивать легче, это уж как пить дать.

– Мы ежемесячно собираемся в крипте отца Хаббарда. Он живет в развалинах монастыря Грейфрайерс. Вот там. – Сигарета Линды указала к северу от Плейхаус-Ярда. – Нынче в самом Сити утвердились вампиры. Финансисты, разного рода консультанты по ценным бумагам и так далее. Сдавать ведьмам свои конференц-залы они не любят… Я не хотела вас обидеть, сэр, – сказала Линда.

– Я в Сити не работаю, – пожал плечами Галлоглас.

– Грейфрайерс? Неужели леди Агнесса перебралась в другое место? – удивилась я.

В конце XVI века в Лондоне только и было разговоров о выходках этого призрака.

– Нет, конечно. Леди Агнесса осталась на прежнем месте. С помощью отца Хаббарда мы сумели достичь мирового соглашения между ней и королевой Изабеллой. По-моему, сейчас они даже подружились, чего не скажешь о призраке Элизабет Бартон. С тех пор как вышел известный роман о Кромвеле, она стала просто невыносимой. – Линда взглянула на мой живот. – В этом году, когда мы отмечали Мейбон, Элизабет Бартон вклинилась в наше чаепитие и сообщила, что ты ждешь двойню.

– Так оно и есть.

Даже лондонские призраки знали о моей беременности.

– Пророчества Элизабет трудно принимать всерьез, хотя порой они сбываются. Но при этом она всегда пронзительно орет. Это так… вульгарно.

Линда скривила губы. Сара сочувственно кивнула.

– Стыдно признаваться, но, кажется, мое заклинание на обратный ход времени утратило силу, – сказала я.

Я не только снова видела свою лодыжку (правда, учитывая размеры живота, для этого нужно было поднять ногу). Дверь мастерской месье Валлена полностью исчезла.

– Утратило силу? – засмеялась Линда. – Ты так говоришь, будто твоя магия имеет… срок реализации.

– Я не приказывала заклинанию исчезнуть, – проворчала я.

Но ведь я и не давала ему приказа начаться.

– Заклинание рассыпалось, потому что ты плоховато его завела, – объяснила Сара. – Заклинания с обратным ходом времени – они такие. Если хорошенько «ручку не покрутишь», попыхтят и остановятся.

– Мы бы посоветовали тебе: как только наложишь заклинание обратного хода времени, не дави на него. – Сейчас Линда напомнила мне учительницу физкультуры, когда я училась в седьмом классе. – При наложении сосредоточиваешь на нем все свое внимание и в последнюю минуту отходишь в сторону.

– Сознаю ошибку, – сказала я. – Теперь я могу двигаться?

Линда наморщила лоб, оглядев Плейхаус-Ярд.

– Думаю, да. Теперь можешь, – провозгласила она.

Я помассировала затекшую спину. От долгого неподвижного стояния она затекла и болела. Мои ноги, казалось, вот-вот взорвутся. Я поставила одну ногу на скамейку, где сидели Сара с Линдой, и наклонилась, чтобы ослабить шнурки кроссовок.

– Что это? – спросила я, глядя в щель между скамеечными дощечками.

Нагнувшись, я подняла бумажный свиток, перевязанный красной ленточкой. Пальцы правой руки сразу закололо, а пентаграмма на запястье запульсировала разноцветными сполохами.

– Существует традиция оставлять в этом дворе просьбы о магической силе. Ее концентрация здесь всегда выше, чем в других местах. – Голос Линды зазвучал мягче и теплее. – Когда-то здесь жила могущественная ведьма. Легенда утверждает, что однажды она вернется и напомнит нам о том, кем мы были когда-то и кем можем снова стать. Мы о ней не забыли и верим, что она тоже не забыла нас.

Блэкфрайерс был полон воспоминаний о моем появлении в конце XVI века. Когда мы покидали елизаветинский Лондон, часть меня умерла. Часть, которая умела одновременно быть женой Мэтью, матерью Энни и Джека, помощницей Мэри Сидни в ее алхимической лаборатории и прядильщицей, проходящей обучение у лондонских ведьм. Другая часть меня умерла в ту ночь, когда близ Нью-Хейвена мы с Мэтью простились.

– Сколько же хаоса я сотворила, – прошептала я, обхватив голову.

– Нет. Ты просто нырнула в глубину и оказалась в ситуации, не поддающейся твоему контролю, – ответила Сара. – Этого мы с Эм и боялись, когда поняли, что отношения с Мэтью тебя серьезно зацепили. Вы оба двигались слишком быстро. Разве вы думали о том, чего потребуют ваши отношения? Мы это видели, понимали, но вмешаться не могли.

– Мы с Мэтью знали, что наши отношения вызовут бешеное противодействие.

– О-о, вы были парой влюбленных, родившихся под несчастливой звездой. Это ведь так романтично: чувствовать себя противостоящими всему миру. Думаешь, я не понимаю? Прекрасно понимаю, – усмехнулась Сара. – И мы с Эм были влюбленными, родившимися под несчастливой звездой. В патриархальном Мэдисоне семидесятых годов прошлого века не было никого несчастнее двух женщин, полюбивших друг друга. – Голос Сары вновь сделался серьезным. – Но наступает утро, и восходит солнце. В сказках почти не говорится про то, каково живется при свете дня родившимся под несчастливой звездой. Им самим приходится кумекать, откуда взять счастье.

– Здесь мы были счастливы, – тихо сказала я. – Правда, Галлоглас?

– Да, тетушка. Хотя тот, кто управлял шпионскими делами Мэтью, дышал ему в затылок, а вся Англия разыскивала ведьм. – Галлоглас покачал головой. – До сих пор не понимаю, как вас миновало все это.

– Потому и пронесло, что они оба не старались быть тем, кем не являются. Мэтью не пытался вести себя цивилизованно, а Диана не строила из себя человека, – сказала Сара. – Ты не старалась быть идеальной дочерью Ребекки, идеальной женой Мэтью. И лезть в штат йельских преподавателей тоже не пыталась.

Взяв мои руки вместе со свитком, Сара повернула их ладонями вверх. Под бледной кожей ярко светились нити прядильщицы.

– Ты – ведьма, Диана. Прядильщица. Не открещивайся от своей силы. Пользуйся ею. – Сара многозначительно посмотрела на мою правую руку. – Всей силой, а не частью.

В кармане куртки мелодично звякнул мобильник. Я полезла за телефоном, вопреки логике надеясь получить весточку от Мэтью. Он обещал держать меня в курсе. Я не ошиблась. Сообщение действительно было от него. Я поспешила открыть.

Слов в послании не было, поскольку любые слова Конгрегация могла использовать против нас, только фотография Джека. Тот сидел на крыльце, улыбался во весь рот и кого-то слушал. Рассказчик стоял к аппарату спиной. Его черные волосы касались воротника рубашки. Я вспомнила, что южане обладают особым умением рассказывать истории. За спиной Джека стоял Маркус, непринужденно положив руку ему на плечо. Маркус тоже улыбался.

Оба выглядели обычными парнями, весело проводящими выходной. Джек гармонично вписался в семью Маркуса, словно всегда жил среди его детей.