принести величайшую духовную жертву, на какую только были способны его подданные и он сам: передать свою империю под власть папы. Западная церковь все еще была настроена на коллективный лад, и вопросы такого значения не могли решаться иначе как вселенским собором в полном составе. Папа Евгений воспользовался этим, чтобы распустить собор в Базеле (который, по его мнению, вышел далеко за пределы своих полномочий и вдобавок проявил неуважение к нему лично) и созвать новый, в Ферраре, на который пригласили и византийского императора. Как раз по пути в Феррару Иоанн VIII и сделал остановку в Венеции: 8 февраля 1438 г. он высадился на Лидо вместе со своим братом Димитрием, деспотом Мореи, а также с патриархом Константинопольским и внушительной свитой, насчитывавшей более 650 православных священников.

Лучшее описание их прибытия оставил византийский историк Георгий Францес, сам при этом не присутствовавший, но ссылавшийся на рассказ Димитрия. Рано утром 9 февраля дож Фоскари вышел приветствовать императора и, как с нескрываемым удовольствием утверждает Францес, выказал ему всевозможное почтение, отвесив низкий поклон и стоя с непокрытой головой перед сидящим Иоанном. Только выждав довольно долгое время, дож, наконец, сел на стул, специально поставленный ниже императорского, по левую руку от него, и обсудил с Иоанном подробности совместного церемониального въезда в город. Затем Фоскари удалился, чтобы подготовиться к официальному приему.

Это был первый за всю историю визит императора Византии в Венецию, и для того, чтобы должным образом отпраздновать это событие, венецианцы не пожалели ни расходов, ни сил. Дож, как обычно, в сопровождении советников, отчалил в полдень от пристани на Моло на своей церемониальной барке «Бучинторо». Борта ее были занавешены алым дамаском, на корме блистал золотой лев святого Марка, гребцы щеголяли в куртках, расшитых золотом. Когда барка отошла от берега, ее окружили другие суда, поменьше; на мачтах развевались флаги, на палубах играли музыканты. Приблизившись к императорскому флагману, дож взошел на борт и снова выказал императору свое почтение, после чего корабль двинулся обратно к Моло. Чуть ли не весь город к тому времени столпился на набережной, встречая высокого гостя приветственными криками. Вся флотилия неторопливо двинулась вверх по Гранд-каналу, прошла под мостом Риальто, где тоже собралась толпа со знаменами и горнами, и, наконец, уже на закате причалила у огромного дворца, принадлежавшего маркизу Феррарскому[217], но предоставленного в распоряжение императору и его свите на время визита.

Между тем зима не миловала жителей осажденной Брешии. Они уже были на грани голода, а весна обещала лишь избавление от холодов, но не более того. С приближением лета ситуация стала еще более отчаянной. «Похоже, – писал Кристофоро да Сольдо, очевидец осады, оставивший о ней такой красочный рассказ, что от него невозможно оторваться даже современному читателю, – люди жаждут смерти как избавления; временами хлеба нет вовсе, и они бродят по улицам, ослабев от голода. И все же они безропотно сносят все – лишь бы не покориться герцогу Миланскому». Затем пришла жара, а с ней – неизбежная эпидемия чумы. К августу за день умирало уже по 45−50 человек в день.

Венеция понимала, что для спасения города понадобится куда более многочисленная армия, чем та, что у нее имелась. В конце концов решили обратиться за помощью к другому солдату удачи, еще более прославленному и искусному, чем Гаттамелата. Франческо Сфорца поступил на службу к Филиппо Марии Висконти пятнадцать лет назад, и с тех пор на его долю выпало немало превратностей и приключений. Он сражался за императора, сражался за Лукку, сражался за Флоренцию; но прежде всего он сражался за самого себя. Пытаясь вернуть своего бывшего командира, Филиппо Мария предложил ему руку своей дочери Бьянки, но через некоторое время так допек его своей уклончивостью и отговорками, что Сфорца, не отказываясь от притязаний на руку богатейшей наследницы в Италии, решил, что заискивать перед потенциальным тестем не имеет смысла. Он хорошо знал, что на Филиппо Марию куда более эффективно воздействовать угрозами. В июне 1439 г. Сфорца встал под знамена тройственного союза Венеции, Флоренции и Генуи, отдавая себе отчет, что Венеция незамедлительно признает его законным преемником герцога, если ему удастся захватить Милан; если же нет, он сможет с равным успехом претендовать на Кремону или Мантую. Не тратя времени зря, кондотьер отбыл на театр военных действий.

Важно было добраться до Брешии с минимальными потерями, а это означало, что снова придется идти через горы. Но на сей раз Сфорца и Гаттамелата обнаружили, что проход перекрыт: Пиччинино ожидал их под стенами замка Тенно, в нескольких милях от устья реки, впадающей в озеро. Завязалась битва, в которой миланцы решительно проиграли – главным образом благодаря отряду брешианцев, сумевших выбраться из осажденного города и выйти навстречу своим спасителям. Неожиданно объявившись на утесе над замком, они принялись скатывать огромные булыжники на головы врагам. Венецианцы взяли множество пленных, в том числе и нескольких командиров, но сам Пиччинино отступил в замок и вечером того же дня (если верить рассказам современников) бежал, спрятавшись в мешке, который вынесли за стены Тенно его помощники. Проскакав всю ночь, он воссоединился с основными силами миланцев, а всего через неделю неожиданно напал на Верону. Прежде чем гарнизон сообразил, что происходит, большая часть города уже оказалась захвачена.

Для жителей Брешии это была плохая новость: им оставалось лишь смотреть со своих разбитых стен, как армия, пришедшая им на выручку, разворачивается прямо на пороге и устремляется на выручку осажденной Вероны. Но у Сфорца и Гаттамелаты не было выбора.

Из двух этих городов Верона имела несравненно большее стратегическое значение. Ночью 19 ноября двое командующих ввели свои войска в единственную часть города, остававшуюся под контролем венецианцев, а на рассвете 20-го предприняли атаку. Ожесточенные бои завершились поражением миланцев. Те бежали в таком беспорядке, что мост через Адидже обрушился под ними в реку и многие утонули. Пиччинино был вынужден вернуться в окрестности Брешии, где боевые столкновения продолжились уже вполсилы, а брешианцы наконец получили припасы, которых дожидались так долго. Но испытания на этом не закончились: только в июле 1440 г., потерпев от Сфорца еще одно сокрушительное поражение, миланцы в конце концов сняли осаду.

В том же году Гаттамелату сразил апоплексический удар, положивший конец его карьере. Он обосновался в Падуе, где и умер в 1443 г. и где по сей день на Пьяцца-дель-Санто возвышается его грандиозная конная статуя работы Донателло, изваянная по заказу благодарной республики. После отставки Гаттамелаты Сфорца остался единственным главнокомандующим венецианской армией, но основные военные действия переместились обратно в Тоскану