если венецианцы действительно выслали флот, то можно было рассчитывать на его скорое прибытие. В полночь 3 мая венецианская бригантина под турецким флагом и с командой из двенадцати добровольцев, переодетых в турецкое платье, выскользнула из бухты Золотой Рог и прошла через Мраморное море в Средиземное в надежде отыскать флот, идущий на выручку, и ускорить его прибытие.

23 мая бригантина вернулась. При ярком свете дня она, разумеется, не смогла пройти незамеченной мимо турецких кораблей в Мраморном море, и несколько преследовали ее по пятам. Но благодаря быстроходности и маневренности она избежала захвата, а с наступлением вечера ее пропустили в гавань, подняв цепь, которая перекрывала вход в Золотой Рог. Но ободрить защитников города было нечем. За три недели в Эгейском море не отыскалось и следа венецианского флота – ходили только слухи, что его все же отправили. Когда стало ясно, что дальнейшие поиски бесполезны, один из матросов предложил отправиться в Венецию: Константинополь, заявил он, наверняка уже пал, а если и нет, то вот-вот будет потерян; возвращаться туда лишь для того, чтобы сообщить о неудаче, – значит обречь себя на смерть или плен. Однако его спутники не пожелали и слышать о бегстве. Император доверил им великую миссию. Их долг – завершить ее во что бы то ни стало, и неважно, уцелеют они или погибнут и кто сейчас владеет городом – греки или турки. И вот они вернулись с безотрадными вестями. Их сразу привели к императору; тот поблагодарил их за верность и отвагу, а затем не выдержал и со слезами на глазах прошептал: «Теперь город могут спасти разве что сам Христос и Божья Матерь».

Неделю спустя все было кончено. На рассвете 29 мая турки ворвались в город через пролом в стене, и Византийская империя погибла. Защитники Константинополя героически оборонялись до последнего – под непрерывным огнем противника, далеко превосходившего их и числом, и качеством вооружения, – и сумели продержаться пятьдесят три дня, прежде чем враг сломил их. Но и тогда город сдался не сразу. Император, лишившись последней надежды, бросился в самую гущу боя и принял такую смерть, к какой был готов уже давно: с оружием в руках, сражаясь за свою империю. Его тело нашли позже; голова исчезла, но на ногах оставались пурпурные императорские котурны, украшенные золотыми византийскими орлами.

Но что случилось с шедшим на выручку венецианским флотом? Ответ обнаруживается в записях сената, из которых следует, что генерал-капитан Джакомо Лоредано получил приказ об отбытии только 7 мая, а поскольку на следующий день к этому приказу поступили дополнения, флот никак не мог отплыть раньше 9-го числа. Лоредано предписывалось сделать остановку близ Корфу, чтобы подобрать там еще одну галеру, затем запастись провиантом в Негропонте (на острове Эвбея), а далее направиться к Тенедосу, лежавшему у входа в Дарданеллы. Там к нему должна была присоединиться еще одна венецианская галера под началом некоего Альвизе Лонго, который покинул Венецию тремя неделями ранее, чтобы собрать сведения о дислокации турок. И только затем все вместе они должны были двинуться в Константинополь[222].

Учитывая такой насыщенный график, неудивительно, что Лоредано не прибыл вовремя: в то время года преобладал северный ветер, при котором большому флоту было не так-то легко и быстро пройти Дарданеллы и Мраморное море. Не менее объяснимо и то, что венецианцы, отправившиеся из Константинополя на поиски флота, так и не встретились с Лонго: скорее всего, он еще даже не добрался до Тенедоса, когда они вернулись в осажденный город. Так или иначе, разыскать в море корабли, не зная их точного курса и даты отплытия, до начала XX в. можно было лишь при большом везении.

И все же почему венецианский флот так задержался с отправкой? На этот вопрос ответить труднее. Не вызывает сомнений, что (по словам сэра Стивена Рансимена), «во всей Венеции» – и, можно добавить, во всем западном мире – «никто еще не понимал, насколько упорен турецкий султан и каким великолепно вооруженным войском он располагает». В то же время никто – по крайней мере, в Венеции, – не питал иллюзий насчет неприступности Константинополя: еще 250 лет назад старый дож Дандоло и армия Четвертого крестового похода наглядно доказали, что столицу Византии можно взять. Кроме того, немаловажно, что на борту флагманского корабля Лоредано находился Бартоломео Марчелло – посол, отряженный к турецкому султану; и его инструкции, как и те, что были даны самому генерал-капитану, принимали в расчет такую возможность, что к прибытию флота осада уже завершится. Их обоих – и Лоредано, и посла – настоятельно призывали к осторожности. По пути в Константинополь генерал-капитану строго воспрещалось нападать на какие бы то ни было турецкие суда, кроме как для самозащиты. По прибытии Лоредано должен был перейти в распоряжение императора, но никаких прямых указаний участвовать в битве ему не дали; гораздо важнее было сопроводить на родину венецианские торговые суда и позаботиться о том, чтобы с ними ничего не случилось. Послу Марчелло, в свою очередь, было поручено подчеркнуть, что республика желает только мира с султаном, а флот, отправленный ею в Константинополь, предназначен лишь для защиты упомянутых торговых судов и обеспечения интересов Венеции.

Остается сделать вывод, что венецианцы (возможно, не до конца признавая это даже перед самими собой) следовали тактике festina lente[223]. Они хотели, чтобы весь мир поверил, будто они послали огромную армаду на спасение восточного христианства; они постарались – без особого успеха – призвать к этому других европейских государей; но все это они делали спустя рукава. Будучи реалистами, они понимали, что Византийская империя обречена, и не хотели без нужды настраивать против себя ее преемницу – Османскую империю. А в дружбе с Мехметом они видели не только наилучший шанс на продолжение выгодной торговли с Востоком, но и, по всей вероятности, единственную возможность сохранить свои колонии в Греции и на Эгейском море. О недостатке энтузиазма со стороны республики свидетельствовало и то, что она не пожелала финансировать экспедицию непосредственно из казны и, более того, не разрешила кораблям отплыть, пока не были собраны все средства. Такой подход отнюдь не свидетельствовал ни о страстном желании защитить христианскую веру, ни о подлинном осознании опасности. Итак, Венеция не успела оказать помощь Константинополю только потому, что на самом деле не очень-то этого и хотела.

Пока шла осада, венецианцы и генуэзцы в Константинополе храбро сражались бок о бок, несмотря на взаимную неприязнь и недоверие. Более того, оборону всего сухопутного участка стен длиной четыре мили возглавлял именно генуэзский наемник