муравьиной кучи на опушке леса. Мы разыскали это место. В густой высокой траве я увидела кольцо, которое неприметно лежало печаткой вниз. Опять волнение по поводу утраты – и опять чудесное спасение!

Блошиный рынок изменил нашу оптику восприятия многих вещей, в том числе украшений. Современные ювелирные изделия кажутся нам лишенными фантазии и атмосферы. А в картинных галереях мы ловим себя и друг друга на том, что на старинных портретах внимательно разглядываем изображенные аксессуары. И смеемся от смущения и одновременно с благодарностью той школе, которую мы прошли на блошином рынке.

Запахи и звуки блошиного рынка

Не только пол, класс или нация рассматриваются сегодня в науках об обществе и культуре в качестве конструкций, но и пространство. Сторонники так называемого «пространственного поворота» отказываются рассматривать место как нейтральный контейнер для предметов, людей и событий. Социально конструируемое пространство не сводится, согласно этому подходу, к «объективной» географической территории. Напротив, оно интерпретируется как изменчивый плод человеческой деятельности. Пространство образуется не только природными, материальными и социальными объектами и самими людьми, но и многими другими факторами. В том числе – человеческим восприятием, символическим кодированием пространства и практикой овладения им[523].

Чувственное конструирование пространства в последние годы является предметом новых исследовательских направлений истории (органов) чувств (History of the Senses) и сенсорной истории (Sensory History), которые находятся в стадии становления. Если история чувств нацелена на исследование их порознь – например, история запахов, звуков, тактильных ощущений, – то сенсорная история пропагандирует комплексный подход к изучению роли чувственного восприятия в конструировании реальности[524].

* * *

Один из содержательных компонентов интереса историков к истории чувств – так называемый «ольфакторный поворот» – вновь возвращает нас к базельскому кукольному музею, еще раз демонстрируя, что жизнь создает такие замысловатые сюжеты, которые неподвластны самой изощренной писательской фантазии. В 2006 году создательница музея игрушек в Базеле вложила 10 миллионов швейцарских франков в производство фильма «Парфюмер: История одного убийцы» Тома Тыквера. Как известно, этот фильм основан на романе «Парфюмер» Патрика Зюскинда, живущего близ Мюнхена. Роман был издан в 1985 году, тремя годами позже монографии Алена Корбена об истории запахов «Миазм и нарцисс»[525]. По мнению немецкого историка Карла Шлёгеля, автора исследования о ХX веке сквозь призму духов «Шанель № 5» и «Красная Москва», книги Корбена и Зюскинда стали поворотными пунктами в пробуждении интереса историков к исследованию обоняния:

«Парфюмер» Патрика Зюскинда – не только блестяще написанный детективный роман. Он вернул осознание значения обоняния и обеспечил истории ароматов, изготовлению духов и их воздействию должное внимание. С тех пор стало ясно, что для восприятия мира истории «релевантны» не только глаза, слух и спонтанное предпочтение аудиовизуального. Другие органы чувств – обоняние, осязание, вкус – тоже важны[526].

История чувств в ее различных модификациях интересуется пространством как своего рода «конструкцией в квадрате», так как не только пространство, но и чувства социально и культурно кодированы:

Именно культура определяет, что благоухает, а что смердит, уместен или неприличен тот или иной запах. ‹…› Запахи могут содействовать коммуникации или блокировать ее. Они могут использоваться как инструменты определения своего и чужого, родного и враждебного, привычного или опасного. Их можно мобилизовать для укрепления солидарности, изгнания чуждого и применения насилия[527].

Как я уже упоминала, из-за недостаточного знания немецкого языка мое восприятие блошиного рынка долгое время было сродни восприятию ребенка. Дефицит его вербального освоения заменялся присвоением глазами, ушами и носом. Об обонятельных и звуковых составляющих блошиного рынка и пойдет речь ниже.

* * *

В дни посещения блошиного рынка запахи и звуки начинали будоражить нас задолго до достижения цели нашей поездки. Ранним утром ощущения обострены. Запах рассветной сырости в сумеречном Мюнхене зимой и ароматы зелени в теплое время года начинали окутывать нас, как только мы выходили из дома. На фоне шелеста наших велосипедных шин и колес редких автомобилей там и тут можно было услышать шум поднимающихся жалюзи в открывающихся булочных и ощутить ароматы горячей выпечки.

Если мы ехали на блошиный рынок общественным транспортом, то на подземной станции в ожидании поезда можно было не спеша подойти к киоску с кофе, горячими брецелями, бутербродами и вдохнуть их ароматы. Усиливающийся вой электрички в тоннеле заставлял нас поспешить к платформе.

Приближаясь к блошиному рынку, лежащему в окружении частных домов, летом можно насладиться запахом свежескошенной травы, а в декабре – иллюминированными фасадами вилл, фонариками на украшенных во дворах елках и дымком из каминных труб.

Ну вот мы и на рынке. Уже открылось кафе в старом расписном ярмарочном вагончике-киоске, и соблазнительные ароматы свежего кофе, жареных колбасок и вареных венских сосисок с карри, горчицей и кетчупом колышутся над столами пивного сада. Здесь вполголоса переговариваются профессиональные покупатели и коллекционеры в ожидании, когда треск расставляемых складных столов-прилавков начнет стихать и можно будет двинуться на поиски «сокровищ».

В формирующихся рядах прилавков слышны приветствия и смех торговцев, распаковывающих товары, и хруст разворачиваемого упаковочного материала. Уже снуют покупатели, от некоторых исходит запах недавно выкуренной сигареты, в прибывающей толпе посетителей выделяются старики в национальном одеянии, некоторые из них пыхтят ароматными трубками с висячими чубуками и крышками на чашах. Кое-где уже слышны возбужденные возгласы первых торговых переговоров. Блошиный рынок просыпается.

* * *

Немецкому блошиному рынку свойственны принципиальная ольфакторная нейтральность и акустическая приглушенность. Здесь в принципе не встречаются запахи затхлости и старости, за исключением редких совершенно неухоженных, больных и одиноких посетителей. Хотя здесь торгуют подержанными, ношенными вещами, они почти не пахнут, издавая лишь еле уловимый запах химической обработки и дезодорантов для одежды. Правда, среди тех, кто избегает блошиных рынков, существует расхожее убеждение, что их отпугивают неприятные запахи. Но это, скорее всего, стереотип, характерный для маркирования чужого:

…хотя мы испытываем неприязнь к чему-то или кому-то, потому что его запах нас раздражает, мы можем… приписать неприятный запах чему-то, потому что мы испытываем к нему неприязнь (или, более того, эти два элемента могут работать одновременно, усиливая друг друга)[528].

На мюнхенском рынке, завсегдатаями которого мы были, узнаваемый, выраженный неприятный запах исходил только от общественного туалета. Именно эта точка была местом самой четкой границы и в гендерном, и в обонятельном отношении.

Звуки здесь тоже приглушены. Подробности торга его участники стараются скрыть от чужих ушей, крики ссор являются исключением из правил, но смех и шутки – норма общения. Продавцы музыкальных инструментов бренчат, иногда весьма искусно, на гитарах, металлофонах и прочих инструментах. Продавцы аудиотехники на небольшой громкости демонстрируют исправность своих товаров. С некоторых прилавков из транзисторных приемников транслируется легкая бравурная музыка для поднятия настроения и привлечения внимания покупателей. Ольфакторно-акустический фон сдержан и не бьет по нервам.

* * *

Конечно, свой обонятельный «облик» имеют многие товары блошиного рынка. Сезонно над прилавками могут витать разные запахи: зимой – еловых веток и хвои рождественских венков, сладостей с корицей, карамели, глинтвейна. Весной – веточек вербы и весенних цветов на Пасху. Ароматы клубники, яблок, арбузов, дынь, мандаринов – в летние и осенние месяцы. В любое время года от киоска доносится запах кофе и колбасок.

Круглогодично то здесь, то там от прилавков блошиного рынка исходят запахи домашних тортов в специальных переносных пластиковых тортницах. Над складными столами для поклейки обоев витают ароматы давно снятых с производства парфюмов с тяжелыми, приторными ароматами бабушкиных туалетных столиков. Над книжными развалами стоит запах старых, отсыревших книг. По аромату лаванды в специальных ароматических подушечках вы найдете прилавки с одеждой. Издали по душному, приторному для европейского носа запаху можно обнаружить прилавки с индийскими, африканскими и арабскими благовониями.

Только с близкой дистанции во время внимательного осмотра заинтересовавшего товара можно ощутить запахи бронзовой и латунной патины, оливкового и можжевелового дерева. Держа в руках подсвечник, ощущаешь легкий запах когда-то сгоревших в нем сальных, восковых или стеариновых