В отличие от несчастного Никифора, с которым поступили так же в Константинополе, Льву удалось скрыться с порезами на лице, но с невредимыми глазами и языком. Он бежал к Карлу и попросил короля помочь ему изгнать врагов из города. Когда Лев был избран папой, император поклялся его защитить. Он направил Льву следующее послание: «Моя задача – с Божьей помощью защищать церковь Христову повсюду – за границей, с оружием, от вторжений язычников и таких бед, как потеря веры, и дома, поддерживая дело церкви – распространение католической веры». Он не предвидел, что придется защищать церковь оружием и на родине – а именно в этом нуждался Лев. Ситуация ещё более осложнялась тем, что большинство франков, подданных Карла, верили, что обвинения в адрес папы справедливы.14

Однако виновность Льва была практически не важна. Позиция епископа Рима должна была оставаться неприступной. Если устами папы римского говорил Бог, его нельзя было устранять путём тех же мирских махинаций, что привели к падению Константина VI. Дабы папский престол не стал очередным троном, который захватывают силой, Карл был вынужден сам использовать силу.

Он откладывал активные действия, обдумывая проблему. В конце концов, похоже, что советник Алкуин повлиял на его решение, сказав, что Карл Великий остался единственным представителем господа в известных пределах мира, у которого достаточно сил, чтобы исправить содеянное зло.

Обязанность Карла как последнего защитника церкви была понятна. Поэтому в 800 году Карл отправил папу римского обратно в Рим с вооружённой охраной. Следом за ним отправился и сам король со своим войском. Он вступил город «в полном воинском снаряжении» и продефилировал по улицам. Дождавшись его прибытия, Лев созвал людей в собор святого Петра и в присутствии свидетелей, положив руку на Евангелие, поклялся, что на нём нет вины. В присутствии Карла и его воинов это подействовало.16

Карл оставался в городе до Рождества. Он отправился на утреннюю мессу, преклонил колени для молитвы, а когда начал подниматься, Лев III подошёл и возложил ему на голову золотую корону. Заранее проинструктированная толпа радостно вскричала: «Долгих лет и побед Карлу, самому набожному Августу, великому, миролюбивому императору, коронованному Господом!». Он был поименован «imperator et augustus» – двумя титулами древних римских императоров, которые в глазах византийского двора уже давно перешли к Константинополю.17

Однако по мнению Карла Великого, титул императора был свободен. Официальное описание события, созданное позже франкским клириком, поясняет: «Когда в землях греков больше не было императора, а императорскую власть осуществляла женщина, папе Льву и всему христианскому народу показалось, что лучше будет отдать корону и титул императора королю франков Карлу»1*

Эйнхард, биограф Карла, утверждает, что Карл не знал о замысле короновать его и даже отрицал, что когда-либо желал императорского титула. Однако из всех писателей он единственный, кто допускает такое неведение со стороны умного и опытного властителя. Коронация в день Рождества была лишь официальным признанием власти, которая находилась в руках Карла и ранее – власти, требующей быть защитником церкви, гарантом цивилизации и наивысшей гражданской силой в христианском мире.

В Константинополе коронацию с презрением сочли бессмысленной, но позиция Ирины как защитника церкви и столпа цивилизации была непрочной. Её правление было неэффективно, отмечено хаосом и насилием. В 802 году казначей Ирины устроил переворот и сверг её с престола. Он вынудил её отправиться в изгнание в монастырь, который она сама же и построила, и стал императором вместо неё, взойдя на престол под именем Никифора I.19

На следующий год Никифор направил к Карлу послов и предложил заключить договор, призванный защитить Венецию, всё ещё лояльный Византии город, от вторжения франков. Договор, названный Pax Nicefori, был заключён. Никифор сохранил контроль над Венецией в обмен на щедрую ежегодную дань Карлу.

Условия договора ясно давали понять, что это сделка между равными, однако, подписав её, Никифор сам назвался императором, но Карла императором не назвал.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 51

Между 786 и 814 годами аббасидские купцы расходятся по землям запада, Карл Великий становится защитником веры в Иерусалиме, а болгарский хан Крум едва не сокрушает Константинополь

Халиф из династии Аббасидов Гарун аль-Рашид желал заручиться расположением Карла Великого даже больше, чем Никифор I. Как союзник арабов, Карл мог не только остановить экспансию Византии на запад, но и помочь защитить интересы Аббасидов в Кордовском эмирате – единственном оплоте Умайядов в Аль-Андалусе.

Эти интересы имели больше общего с торговыми путями, чем с завоеваниями. Гарун аль-Рашид стал халифом в 786 году, после смерти своего отца аль-Махди, и очень скоро заработал себе прозвище «Праведный». Одним из первых его действий в звании халифа стало личное паломничество в Мекку: он возглавил ежегодно совершаемый поход верующих и по прибытии в Аравию преподнес грандиозные суммы денег правителям Мекки и Медины. Один из придворных поэтов халифа написал: «С помощью Гаруна свет воссиял во всех областях, и прямой путь обозначен праведностью его указов. Он – предводитель, чьими важнейшими заботами являются борьба с неверными и паломничество»1

В действительности же аль-Рашида больше интересовала торговля, а не война. Он не игнорировал продолжавшуюся войну с Византией, но в течение первых пятнадцати лет своего халифата был более обеспокоен безопасностью и благополучием, и тратил свою энергию в основном на создание и защиту торговых путей. Через десять лет после прихода к власти он переместил столицу из Багдада в Эр-Ракку, находившуюся ближе к северным торговым путям, которые вели на хазарскую территорию. Благодаря относительному перемирию с ханом хазар арабские торговцы имели возможность путешествовать на север через Каспий к Волге, где они могли торговать не только с хазарами, но и со скандинавскими купцами.