Зато Клёст налетел на Люта, будто вихрь. Но Лют его не боялся – поодиночке ни один из двух друзей был ему не соперник. Раз-два – несколько хлестких ударов, и Клёст уже отступает. Пятится, не видя, что за спиной у него полулежит на земле, ухмыляясь, Вади из сотни Вигота.

Когда до «павшего» Клёсту оставался всего шаг, Лют правой отбил его меч в сторону, а левой ударил краем щита, метя в голову. Клёст успел прикрыться, гася опасный удар, сделал последний шаг назад… и, конечно, споткнулся о лежащего. Нелепо взмахнул руками и упал на спину.

Оставалось лишь податься к нему и ткнуть концом меча под ребра.

Лют поднял голову и быстро огляделся – не притворился ли кто «мертвым», чтобы теперь вдруг вскочить и напасть сзади на победителя – последнего соперника? Но нет – все сидели смирно и смотрели на него.

По ушам ударил крик толпы – до этого Лют его не слышал. Взгляд упал на помост – сама княгиня в волнении подалась вперед, вцепившись в подлокотники. Все шестеро талей стояли у самого края, увлеченно следя за непривычным для них, таким захватывающим зрелищем.

Лют выдохнул и четким движением вскинул меч над головой.

* * *

Он подошел к помосту и поднялся по трем ступенькам. Княгиня встала со стольца – румяная от волнения, она улыбалась, глаза ее сияли. У всех на глазах обняла его – тяжело дышащего, с влажными пятнами пота на белой сорочке. Ветляна слышала, как княгиня сказала, держа ладони у Свенельдича на плечах:

– Другие просто побеждают, а ты делаешь это красиво!

И так смотрела на него, будто видела в его раскрасневшемся лице сияние золотого Сварожьего сада.

Лют поцеловал ее, над ее плечом глянул на заложниц.

– Можно я возьму себе какую-нибудь? – улыбаясь, он посмотрел на княгиню, будто дитя, что просит у матери лакомство.

«Можно я…»

Эльга рассмеялась, почему-то на миг прикрыла лицо ладонью.

У Ветляны вдруг мелькнула нелепая мысль: скажи сейчас княгиня «да», и он выберет саму княгиню. Сейчас ему позволено все – младшему сыну Свенельда, старого волка, за одну зиму доказавшему, что со временем послужит достойной заменой прославленному родителю.

– Как я рада видеть, что у твоего отца вырос такой сын… – княгиня будто услышала ее мысли.

– А как я рад, что ты видишь во мне достойного сына моего отца!

Лют не понял – сейчас еще не мог понять, – о чем думала Эльга, произнося эти слова. Но, глядя, как радостно кричит толпа киян, радуясь его успеху, как машут ему деревянными мечами «воскресшие покойники», признавая его победу, он мог наконец вздохнуть с облегчением.

Сбылась его самая дорогая надежда. «От тебя самого зависит, что в тебе победит – кровь конунгов или кровь рабов», – еще в детстве говорил Люту Свенельд. И вот детство кончилось. Весь Киев, вся русь и даже сам Свенельд из небесных палат ясно видят, какая кровь в его сыне победила.

Глядя в его сияющее лицо, прекрасное в своей радости, будто солнце, Ветляна задыхалась от волнения. Эта бьющая через край красота, яростная жажда жизни и победы, которой Свенельдич-младший был полон, золотым лучом сверкнула в том мраке, где уже не первый месяц жила ее душа. Она еще не верила, что после всех потерь когда-нибудь сможет почувствовать себя счастливой… смириться с неволей… забыть своих… простить и принять чужих… Но откуда-то знала: если сможет, то вот оно перед ней – солнце ее новой жизни.

Если только он не исчезнет, как появился, взяв какую-нибудь другую награду, а ее оставив приманкой для новых охотников. Те уже столпились у помоста, с нетерпением дожидаясь, пока Лют сделает выбор, чтобы прикинуть, стоит ли драться за оставшихся.

– Знала бы, что ты выйдешь, – негромко сказала княгиня на ухо Люту, – подобрала бы сегодня получше девок, покрасивее.

– Твоя милость мне любой награды дороже, – Лют поцеловал золотое колечко у себя на мизинце. – Мой брат говорит: у кого есть удача, тому все на пользу идет. Меч я себе выбрал – лучше не надо, теперь жену выберу. Кого бы ни привели – какую я выберу, та и окажется из трех сотен самой лучшей. Веришь?

Повернул голову к пленницам и подмигнул Ветляне.

Война ради мести за князя Игоря и окончательное покорение древлян уже были мной частично описаны в романе «Ольга, княгиня русской дружины», но сказать о ней можно было гораздо больше. Одним из самых ярких эпизодов легенды о княгине Ольге является, конечно, ее разгром Искоростеня, подожженного хитростью, при помощи птиц.

«Повесть временных лет» об этом рассказывает так:

«Древляне же, обрадовавшись, собрали от двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном… Ольга же, раздав воинам – кому по голубю, кому по воробью, приказала привязывать каждому голубю и воробью трут, завертывая его в небольшие платочки и прикрепляя ниткой к каждому. И, когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда: голуби в голубятни, а воробьи под стрехи, и так загорелись – где голубятни, где клети, где сараи и сеновалы, и не было двора, где бы не горело, и нельзя было гасить, так как сразу загорелись все дворы. И побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их». (Перевод О. В. Творогова)

В реконструированном А. А. Шахматовым «Древнейшем летописном своде» (первая половина XI века) этого эпизода еще нет, там сказано просто: «и победиша древляны, и возложиша на ня дань тяжку». История с горящими птицами появилась в летописи позднее, в XII веке, когда после события прошло уже более полутора веков и его реальное содержание почти полностью заменилось в умах бродячим литературным сюжетом.

В ближайшем к Ольге культурном кругу этот сюжет встречается еще как минимум два раза.

Саксон Грамматик, «Деяния данов», книга первая.

«напал он на Хандвана, конунга Геллеспонта, укрывшегося за непреступными стенами Дуна града, и сразил его не в поле, но среди стен. Эта встреча научила всех, как вести осады, ибо он приказал добрым птицеловам изловить птиц различных, гнездившихся в том месте, и примотать к ним ветошь, которую подожгли, под крыльями. Птицы искали убежищ в своих гнездах и заполнили город пламенем. Все горожане собрались тушить пожары и оставили врата беззащитными». (Перевод Андрея Досаева)

Саксон писал в XII веке, но рассказывает в данном случае о древнейших легендарных временах, когда некий Хандван правил в каком-то городе на Западной Двине.

Сага о Харальде Суровом (о войне на Сицилии, середина XI века):

«Toгдa Xapaльд пoшeл нa xитpocть: oн вeлeл cвoим птицeлoвaм лoвить птичeк, кoтopыe вьют гнeздa в гopoдe и вылeтaют днeм в лec в пoиcкax пищи. Xapaльд пpикaзaл пpивязaть к птичьим cпинкaм cocнoвыe cтpyжки, cмaзaнныe вocкoм и cepoй, и пoджeчь иx. Koгдa птиц oтпycтили, oни вce пoлeтeли в гopoд к cвoим птeнцaм в гнeздa, кoтopыe были y ниx в кpышax, кpытыx coлoмoй или тpocтникoм. Oгoнь pacпpocтpaнилcя c птиц нa кpыши. И xoтя кaждaя птицa пpинocилa нeмнoгo oгня, вcкope вcпыxнyл бoльшoй пoжap, пoтoмy чтo мнoжecтвo птиц пpилeтeлo нa кpыши пo вceмy гopoдy, и oдин дoм cтaл зaгopaтьcя oт дpyгoгo, и зaпылaл вecь гopoд. Tyт вecь нapoд вышeл из гopoдa пpocить пoщaды…» (Перевод А. Гуревич)