— А Сервилий Цепион тебе уже не нравится?

— Он так же глуп, как Эмилий. Хотя нет, немного лучше.

Нужно было решаться. Прыгать в эту холодную воду. Цезарьсобрал силы. И прыгнул…

— Помпей хочет на тебе жениться. Он говорил об этом сомной.

Дочь коротко охнула.

— Я его почти не знаю, — как-то совсем беспомощно,по-детски, сказала она, и Цезарь сразу вылез на берег.

— Если Помпей тебе не нравится, свадьбы небудет, — угрюмо пообещал он.

Дочь молчала. Она вспоминала триумфальное шествие Помпея. Ипервый взгляд, брошенный на нее.

— Я его плохо знаю, — жалобно произнесла всегдасмелая Юлия, — но если так будет нужно…

Он снова оказался в холодной воде. На этот раз без всякихшансов выбраться на берег.

— Я приглашу его к нам домой. Вы сможетепоговорить, — пообещал Цезарь, чувствуя, как ему холодно.

На следующий день утром к нему зашла Аврелия. Несмотря напрохладную осеннюю погоду, она была в свадебном пеплуме, привезенном ей сыномиз Испании.

— Мне нужно поговорить с тобой, Цезарь, — началаАврелия, едва опустившись на ложе в триклинии.

— Что случилось?

— Вчера ты беседовал с Юлией. Я все знаю, твоя дочьпока еще доверяет мне. Ты действительно хочешь выдать ее замуж за Помпея?

— Ты пришла меня отговаривать? — тихо спросилЦезарь.

— Я пришла узнать, правда ли это? — невозмутимопарировала мать.

— Да. Помпей сам просил меня об этом.

— Это удачный выбор, Цезарь, — кивнула Аврелия. —Ты укрепишь свои позиции в армии и свое влияние в Риме. Помпей будет надежнымсоюзником, хотя он старше тебя на шесть лет.

— А как Юлия? — спросил он. — Ты думаешь, ейпонравится такой старый муж?

Аврелия усмехнулась. Посмотрела на Цезаря.

— Ты очень молод для такой взрослой дочери. И ты дажене догадываешься, какой удачный выбор сделал, — вновь сказала она. —Для нее кумиром всегда был только один человек — ты. А Помпей подходит под этотидеал более всех остальных. И кроме того, он, кажется, нравится ей.

Цезарь не почувствовал радости, хотя тяжесть последних днейвсе-таки спала. Но вместо облегчения появилось ощущение пустоты. Аврелия редкоошибалась в жизни, тем более когда дело касалось Юлии.

— Они встретятся у меня дома, — ровным голосомсообщил Цезарь, — и если понравятся друг другу, я не буду возражать.Помпей обещал выдать свою дочь за Сервилия Цепиона, жениха Юлии.

— Значит, мы женим сразу две пары, — улыбнуласьмать, — но я думала, их должно быть три.

— Что ты хочешь сказать? — недовольно спросилЦезарь. — Я еще очень молод. И после развода с Помпеей прошел всего год.

— Полтора года, — поправила его Аврелия, —тебе нужен сын, Цезарь, и нужна хорошая жена.

— Ты уже нашла мне супругу? — Цезарь усмехнулся.

— Конечно. Это Кальпурния, дочь Гнея Кальпурния Пизона.Она очень красивая девушка, может быть, самая лучшая в Риме, а ее отец и дядипользуются большим влиянием в сенате и в армии.

Цезарь в который раз восхитился умом своей матери. Она быладальновидным политиком, умеющим просчитывать все варианты.

— Я знаю Пизона и его дочь, — согласно кивнулЦезарь, — она прелестна. А ее род может помочь нам укрепиться в сенате.Как ты это все продумала, я удивлен.

Он встал с ложа, подходя к матери и целуя ее в лоб.

— Ты мой самый выдающийся стратег. Я люблю тебя и Юлиюбольше всех на свете.

Мать вдруг посмотрела ему в глаза и прошептала:

— И Сервилию тоже.

Цезарь замер, боясь шевельнуться.

— Что ты хочешь сказать?

— Она великая женщина, Цезарь, достойная тебя и твоегоума. Береги ее.

— Вы с ней говорили, — понял Цезарь.

— Она любит тебя, почитая божеством, сошедшим с небес.Столь редкий дар, зажженный огнем Венеры, не должен угаснуть.

— Благодарю тебя, — еще раз поцеловал матьЦезарь, — ты всегда была для меня богиней Бона Деа, доброй богиней моейсудьбы.

С этого времени Цезарь один управлял всем в государстве посвоей воле.

Гай Светоний Транквилл

«Жизнь двенадцати цезарей»

Январские календы года начались торжественным шествием всенат новых консулов, Цезаря и Бибула, с ликторами впереди. Это были первые ипоследние совместные мероприятия обоих консулов. Буквально со следующего дняначались раздоры.

Через несколько дней, накануне январских ид, Цезарь выступилв сенате с предложением нового аграрного закона, проваленного сенатом в прошломгоду. Это был сильный ход.

Во-первых, консулы почти никогда не вносили подобныхпроектов, предоставляя эту сомнительную честь народным трибунам. Во-вторых,многие сенаторы вдруг начали понимать, почему Цезарь так спокойно относился ковсему накануне вступления в должность. Он был уверен, что его поддержат нетолько люмпены и плебеи, не только деньги Красса и стоявшие за ним ростовщики,но и легионеры Помпея.

Осознав эту страшную для себя угрозу, сенаторы началиоткладывать рассмотрение аграрного закона Цезаря. Принцепс сената, престарелыйСервилий Ваттий Иссаварик, находящийся под влиянием оптиматов, давал слово длявыступления лишь противникам Цезаря, просто блокирующим все попытки рассмотретьзакон. В первый день Агенобарб выступал до конца заседания. Во второй — Лукулл,а в третий — сам Бибул. Когда на четвертый день слово взял Катон, явнонамереваясь держать речь до конца заседания, Цезарь, наконец, не выдержал.

— Вы нарочно не даете рассматривать моипредложения, — гневно крикнул он.

— Не знаю, — сурово ответил Катон, — но оченьмногие сенаторы еще не выступили.

— Ты собираешься выступать целый день, —разозлился Цезарь, — и снова сорвешь обсуждение законов.

— Это право сенаторов, — закричал с местаАгенобарб.

— В нашем сенате почти шестьсот человек, — ответилему Цезарь, стараясь успокоиться, — если каждый сенатор будет выступатьцелый день, я буду выступать на пастбищах перед овечьими стадами, куда меня выпослали своим решением.

Сенаторы-популяры громко захохотали.

— Это единственное место, — не смог удержатьсяКатон, — где ты не будешь угрожать нашей республике.

— Именем Рима, — впервые Цезарь изменилсебе, — ты арестован, Катон, за неуважение к сенату, консулам и народуримскому.

— Протестую, — немедленно закричал Бибул,вскакивая с консульского кресла.