К стоявшему на трибуне Катону подошел эдил в сопровождениилегионеров.

Катон усмехнулся.

— Цезарь угрожает, — громко сказал он. — Вывидите, к чему может привести диктатура этих людей.

И, сойдя с трибуны, подняв голову, с небывалым достоинствомон проследовал вслед за эдилом.

Понимая, как это глупо, Цезарь пожалел о своей ошибке. Ноеще больше он расстроился, когда увидел, как вслед за Катоном поднялись почтивсе сенаторы. Более трехсот пятидесяти человек покидали зал заседаний.Оставшихся сторонников было недостаточно даже для кворума. Юлий понял, чтонапрасно погорячился. Он быстро подозвал народного трибуна Фуфия Калена.

— Наложи вето, — коротко попросил консул.

Фуфий Кален, все сразу поняв, побежал к выходу.

— Стойте, — закричал он, — остановитесь.Именем народного трибуна, действующего во благо народа и по его поручению, янакладываю вето на решение консула Гая Юлия Цезаря.

Среди сенаторов послышались изумленные голоса.

Все знали о близости народного трибуна к Цезарю и понимали,что решение отменил сам консул. Оптиматы начали возвращаться в зал, сдержанноулыбаясь. Кое-где слышались поздравления, Катон, вопреки обыкновению, вернулсяна заседание почти сразу, и даже на его суровом лице явственно проступалоудовлетворение от поражения Цезаря.

Популяры были расстроены, они потерпели явное поражение.Сторонники Помпея недоумевали — стоило ли связываться со столь ненадежнымисоюзниками? Уже на следующий день Цезарь решил нанести два ответных удара.Первым указом он объявил, что отныне по городу будут раздаваться краткие обзорыо заседаниях в сенате — «акты сената». По существу, это были первые газеты,введенные для обеспечения гласности.

Вторым указом Цезарь выносил новый аграрный закон на обсуждениенародного собрания. Но оба консула выполняли свои функции поочередно, помесяцам. В феврале ликторы с фасциями шли впереди Бибула, и уже он должен былназначать дату созыва народного собрания. Бибул, понимавший, чем грозитнародное собрание оптиматам, целый месяц говорил о неблагоприятных знаменияхбогов, испытывая терпение Цезаря. Птиц, привезенных для гадания, предварительнокормили до отвала, и они отказывались есть, что считалось дурнымпредзнаменованием.

Цезарь, наученный горьким опытом с Катоном, терпеливо ждал.Наконец, в конце месяца, совершив очередное жертвоприношение, Бибулторжественно объявил, что в этом году вообще все дни неблагоприятны дляпроведения народных собраний.

Это было уже явное издевательство. Цезарь, всегданасмехавшийся над верой в богов, впервые до конца осознал, как можноиспользовать эту страшную силу. Но остановить его уже было нельзя. Пользуясьсвоими правами верховного понтифика, Цезарь объявил, что Бибул неправильноистолковал волю богов, и как консул назначил наконец день народного собрания наКапитолии.

Вечером этого дня в доме Бибула собрались видные оптиматы.

— Он назначил выборы, — кричал взбешенныйБибул, — отменив мое решение. Клянусь Юпитером, я такой же консул, как ион.

— Цезарь еще и верховный понтифик, — напомнилЦицерон, — толкующий волю богов.

— Но консулы имеют право ауспиций,[166]— возразил Бибул.

— Да, — горько признался Катон, — Юлийполучил все высшие должности в государстве. Ему не хватает только армии Помпеяи диктатуры.

— Он их никогда не получит, — твердо сказалконсуляр Децим Юний Силан.

— Мы не допустим этого, — поддержал ЛентулСпинтер.

— Завтра нужно будет в сопровождении народных трибуновГая Меммия, Марка Латеренсия и Гая Фанния пройти на Форум и помешать Цезарюпринять его аграрный закон, — предложил Цицерон, — из десяти трибуновтолько они трое твердо будут на нашей стороне. Кроме того, их появление внесетнеразбериху, и никто не станет слушать проект нового закона Юлия.

— Клянусь Минервой, славной богиней мудрости, ты прав, —согласился Агенобарб, — нужно помешать Цезарю принять новый закон, которыйвыгоден только ему и Помпею.

На следующий день уже с раннего утра римляне потянулись кФоруму, на Капитолий, где должно было состояться народное собрание.Предусмотрительный Цезарь заранее подготовил несколько отрядов своихсторонников, собрав их поближе к Форуму.

Уже была установлена ростральная трибуна на Форуме, илегионеры городских когорт сдерживали все напирающую толпу людей.

Цезарь появился на Капитолии в сопровождении двенадцатиликторов. Под оглушительный рев толпы он прошел на Форум, приветствуя римлян.Слева от него стоял Марк Лициний Красс, справа, к огромному удовольствиюпопуляров и огорчению сенаторов, сам Гней Помпей Магн. Это однозначносвидетельствовало — армия на стороне триумвирата.

Совершив ритуальное жертвоприношение, Цезарь вышел к народу.

— Хвала богам, — громко произнес он, —сегодня мы собрались здесь, чтобы узнать волю римского народа.

Толпа ответила криками благодарности, умелоотрежиссированными сторонниками Цезаря.

— Мы хотим наделить землей наших ветеранов, всехразорившихся римских граждан, всех легионеров вернувшейся армии Помпея, —демагогически начал Цезарь.

Именно в этот момент с разных сторон возник неясный шум,усиливающийся по мере приближения процессий. В сопровождении двенадцатиликторов и трех трибунов со стороны Палатина по Священной дороге двигался МаркКальпурний Бибул. Со стороны Квиринала двигалась другая, не менеевеличественная процессия, состоящая из сенаторов под руководством Катона иАгенобарба. В белых торжественных тогах, украшенных пурпурными полосами, внакинутых парадных трабеях, они походили на отряд бело-красных орлов вокружении стервятников. Зрелище было, действительно, внушительным, но оптиматы,излишне самоуверенно понадеявшиеся на такой сценический вариант и свойавторитет, не учли главного — площадь вокруг Форума контролироваласьсторонниками триумвирата.

Катон и Агенобарб уже достигли Форума и поднимались к Цезарюна трибуну, когда Бибул, находившийся на расстоянии пятидесяти шагов,[167] закричал:

— Именем Рима и наших богов, остановитесь! Это народноесобрание недействительно. На него не было согласия богов.

— Он лжет, — крикнул Красс, — понтифики далисогласие.

Катон уже был почти на трибуне.

— Не верьте этим людям, — гневно началКатон, — они думают только о себе.

Цезарь молчал. Помпей, решив, что нужно вмешаться, громкосказал:

— Если сенаторы не хотят слушать римский народ иконсула, я готов применить оружие.