Его страстный язык переплелся с моим, когда он обхватил пальцами мой клитор и ущипнул, раз, другой. Он сохранил инерцию, и я взорвалась. Мое тело сотрясалось яркими раскаленными добела волнами, он повернулся под другим углом, потираясь о мою точку g. Я оторвала губы и уставилась на его лицо в непосредственной близости, когда он кончил с блаженным выражением лица, выдерживая мой неумолимый взгляд.

Отпустив мои запястья, он выскользнул и взглянул на свои цифровые часы.

— Опоздал на полчаса, — фыркнул он и побрел приводить себя в порядок.

Я не собиралась указывать на то, что он опоздал всего на пятнадцать минут, но он удвоил время, чтобы удовлетворить свои потребности. Очевидно, мои тоже.

Я поплелась в ванную, захватив одежду, чтобы быстро собраться за пять минут.

Холлису понравились мои отметины на нем. Держу пари, прямо сейчас он любовался ими в зеркале. Ему также нравилось связывать меня и удерживать для нашего обоюдного удовольствия, и он регулярно вовлекал в это дело и других парней. Однако это больше нравилось Холлису. Вероятность того, каким путем он захотел бы пойти, была пятьдесят на пятьдесят каждый раз, когда мы занимались сексом, будь то вдвоем или в группе. Меня это полностью устраивало.

Он научил меня методам сдерживания. Я полностью доверяла ему, и он помог мне пережить некоторые издевательства, которым я подвергалась. Я позволила ему использовать инструменты, которые раньше причиняли мне только вред. Холлис помогал мне справиться с моим беспокойством, я была непреклонна в том, что не позволю своему прошлому удерживать меня от разных вещей, которые я хотела попробовать.

Позже в тот же день я стояла на песке у дома Криса и Валери, где располагался собственный пляж. Волны мягко плескались о мои босые ноги. Я любовалась мутно-голубым океаном, прохладным летним бризом, прогоняющим жару, заставляющим меня вздохнуть с облегчением от отсрочки приговора. Я по-прежнему предпочитала осень и зиму.

Я догадывалась, что наши мечты не всегда совпадали с реальностью. Но иногда они были лучше.

Прошедший год был… сложным.

Можно было подумать, что после смерти Адама я бы пришла в себя и с удвоенной силой потребовала все, что он у меня отнял. Я этого не сделала.

Месяцами я пугала саму себя. Я непроизвольно вздрагивала, когда те, кому я доверяла, подходили и прикасались ко мне. Все годы, что я была у него под каблуком, я подавляла это, сдерживаясь, и мои реакции вернулись, чтобы преследовать меня в десятикратном размере.

Я была возмущена. Полна горечи, вкус которой еще долго ощущался на кончике моего языка. Самые близкие мне люди пытались предложить мне психотерапевта, но я просто рассмеялась им в лицо и отказалась. Музыка и бег всегда были моей терапией. Это никогда не изменилось бы. Я не хотела, чтобы кто-то еще залезал в мою голову, если только я сама их туда не поместила, и я знала, какой диагноз мне поставили бы: посттравматическое стрессовое расстройство, депрессия, тревога. И это было для начала.

Я не хотела, чтобы на меня навешивали ярлыки. Я так долго была рядом с ним, и я знала из своих предыдущих исследований психологии и кровного интереса к ней, что именно за это мне дали бы пощечину. Затем мне давали лекарства, чтобы проблема не казалась такой острой, чтобы смягчить мои углы. Это была бы не я. Эти острые грани сделали из меня того человека, которым я стала, пятно, которое осталось на мне, никогда не было бы удалено.

Вся ситуация с Павильоном привлекла внимание официальных лиц, а также новостных станций. Это было расклеено повсюду. Каждый человек, задействованный в официальном качестве, делал все по инструкции и следил за тем, чтобы каждая графа была отмечена правильно.

И из-за этого суд обязал меня посещать терапию, если я хотела получить полную опеку над Каем. Я неохотно согласилась на том основании, что это касалось моего сына, а не меня. Итак, я терпела.

Крис и Вэл Пенн получили временную опеку над Каем, которая была передана моему отцу после того, как он полностью выздоровел. Все это время я жила в доме своих родителей, ну, теперь технически только у моего отца.

К счастью, я была рядом с Каем, пока мы преодолевали юридические лазейки. С одной стороны, это раздражало меня, но с другой — я понимала это. Я была рада, что чиновники приложили столько усилий, чтобы обеспечить его безопасность. Ни статус наследника, ни деньги не имели ни малейшего значения, и для меня это говорило о многом. Их нельзя было купить, как многое другое в нашем мире. Я уважал это.

Я разозлилась. Так чертовски разозлилась. Потом я расстроилась и разозлилась на себя, потому что чувствовала то же самое. Я все еще была расстроена, но мне помогли успокоить это чувство и направить его на более здоровые способы справиться с ним, в какой-то степени.

Майлз стал хорошим другом, тем, кто не смотрел на меня так, словно хотел сожрать, — это был плюс в моей жизни. Он пришел ко мне вскоре после того, как я попросила мужчин, которых любила, дать мне побыть одной. Он предложил помочь заглушить бурные мысли, проносящиеся в моей голове, он отвел меня в спортзал Мика, где я теперь для душевного спокойствия посещала уроки самообороны и колотила по боксерским грушам до тех пор, пока по моему телу не потек пот и мне не пришлось подниматься с пола после тренировки.

У меня была выносливость, поскольку я регулярно бегала, но ничто не сравнилось бы с ударами руками по боксерской груше с нанесенными на нее изображениями лиц определенных людей. Это помогло приглушить ту пульсирующую красную дымку, которая стала моим близким другом.

Между нами, мы культивировали комфортные отношения типа платонических, братских, от которых некоторые Совы поворачивали головы в восторге. Что касается Сов, то я успела познакомиться с большинством из них. Я бы не узнала, что они были частью тайного общества со скрытыми навыками, если бы прошла мимо них на улице. В целом все они были нормальными, за исключением Дрю и Ронни.

Очевидно, это было не в характере Майлза, поскольку он не был силен в сантиментах, но