— Делай, блядь, все, что в твоих силах, потому что мы гарантируем, что твоя душа найдет ту связь между нами, которую ты пытаешься разорвать всей своей сдерживаемой энергией. Но это не сработает. Разбивай и разрушай наши сердца, пока не будешь довольна и тебе нечего будет отдать. Мы по-прежнему будем ждать тебя с распростертыми объятиями, шрамы, которые ты наносишь, чертовски мешают тому, что мы не будем с тобой навсегда. Так что продолжай испытывать нас, Милла. Мы неизбежны.

Я усмехнулась ему и молча ушла, но его слова звучали в моей голове. Они пролезли через ту трещину, которую я не могла зацементировать, ту, которая была открыта только для них.

Подсознательно я думала, что испытывала их, доводила до предела, видя, что потребовалось бы, чтобы подтолкнуть их к краю и уйти от меня. Временами я искренне верила, что они хотели свернуть мне шею и запихнуть в глотку немного здравого смысла, но они принимали. Каждое обидное слово, которое я бросала в их адрес, они пропускали мимо ушей, как будто оно их не касалось. Но это преследовало меня.

Пока я отталкивала их, они нашли время познакомиться с моим сыном поближе. Они интересовались его жизнью и наслаждались временем, проведенным с ним. Занимались с ним детскими вещами, и не для того, чтобы вернуть меня. Нет, они сделали его приоритетом, заставили его чувствовать себя любимым, желанным гостем. Как будто ему всегда было место здесь, в то время как правда о его существовании была ошеломляющей новостью. Это меня безмерно смягчило.

Через две недели после того, как Престон недвусмысленно сказал мне, что мы неизбежны, я сдалась. Я сдалась и смирилась с этим. И хотя я пыталась выздороветь сама, что касалось меня, то я поняла, что мне наплевать на здоровые ожидания, потому что отсутствие их вызывало в моем сердце глубокую тоску, которую можно было вылечить, только нырнув прямо в брюхо моих собственных зверей. Мои.

— Это заняло у тебя достаточно много времени, — сказал мне Техас, когда я появилась у них на пороге.

Я поморщилась, пытаясь извиниться, но он заглушил мои слова, прижавшись своим ртом к моему, крепко схватив меня за затылок и атаковав мой рот в диком порыве. Я подстраивалась под его темп, поглаживая своим языком его, отстраняясь только тогда, когда мне нужно было глотнуть воздуха. Затем он потащил меня в гостиную, где сидели двое других с диким блеском в глазах. Первые два раза мы так и не добрались до спальни, и только три дня спустя, проведенных с сексом, я вышла оттуда, все мое тело было ужасно нежным, с сильнейшими болями. Мы потратили чертовски много времени, восстанавливая знакомство за эти семьдесят два часа. Каждая минута навсегда запечатлелась в моей памяти по сей день.

За последний год я раскололась по многим направлениям. Пыталась найти себя. Пыталась стать родителем и получить полную опеку над Каем, которую мне предоставили всего несколько недель назад. Пыталась разобраться во всем с Престоном, Техас, и Холлис.

Необходимость сказать моему ребенку, что его отец мертв, разбила мне сердце из-за него. Он плакал, он визжал, он действовал по мере того, как его поведение накручивалось. Судя по тому, что я исследовала и о чем говорила с профессионалами, это было нормально. Но это убивало меня.

Когда Кай подрос, я поняла, что мне пришлось сесть и объяснить обстоятельства смерти Адама. Это было бы тяжелым ударом. Я не была уверена, что он простил бы меня. Он любил своего отца, потому что технически тот вырастил его и не знал разницы. Но осознание зверств, которые совершил Адам, сделав его человеком, которым он умер? Это, несомненно, изменило бы его точку зрения. Я должна была бы быть там, чтобы направлять его.

Я знала, что в будущем он мог обвинить мужчин, которых я любила, людей, которых мы теперь называли нашей семьей. Техас, Престон и Холлис уже были обеспокоены. Вэл, Крис и мой отец отмахнулись от этого, сказав нам, что они будут рядом на каждом шагу, чтобы поддержать нас, но самое главное — Кай.

— Я умираю с голоду, — простонала я, проскальзывая на сиденье между Холлисом и Престоном и откусывая от хот-дога.

Я слизнула сок с губ, поймав на себе три жарких взгляда. Я проигнорировала это; они всегда так делали. Мы вчетвером никогда не могли насытиться друг другом. Это было проблемой всякий раз, когда нам нужно было где-то быть. Если бы кто-нибудь из них не прижал меня к стене, это была бы кровать, письменный стол, капот машины…

— Ты ведь не беременна, правда? — небрежно спросил Техас, как будто это не он только что сбросил бомбу посреди спокойного собрания в присутствии нашей близкой семьи.

— Черт возьми, нет. Я надеюсь!

Мой отец пронзил Техаса взглядом, давая понять, что его комментарии не оценены. В этом я с тобой согласна, папа. Остальные, сидевшие за большим деревянным столом снаружи, захихикали, довольные тем, что это происходит.

Так повелось за последние несколько месяцев. Мы все собирались в доме Криса и Вэл, моего отца или у Холлис. Мой второй дом; я делила время между папой и Холлисом, поскольку стабильность Кая была в доме моего отца. Мы с ребятами ходили в поисках нового дома, такого, который соответствовал бы нашим потребностям, а также потребностям Кая, и был бы достаточно близко ко всей нашей семье.

— Мне всего двадцать, — запротестовала я, вскинув руки в воздух и прищурившись.

Я на сто процентов не была беременна, и я могла гарантировать, что этого не произошло бы в ближайшее время. У меня уже был один ребенок, и я пропустила большую часть его жизни, поэтому отказалась отнимать у него это внимание в данный момент времени.

— Если бы это была я, и у меня скоро был бы второй ребенок, то у Кая появился бы маленький товарищ по играм, — заметила Валери, не слишком любезно.

— Да… — заметил Техас. На его губах заиграла ухмылка, которую он попытался подавить. Не получилось.

Клянусь, с тех пор, как мы разобрались в себе, когда я посвятила себя им, а они мне себя, они говорили только "мы Тарзан, ты Джейн". Я не могла отрицать, что они были