– Да, – пробормотала в ответ Шарлотта, чувствуя облегчение. – Спасибо, мадемуазель. Не нужно меня осуждать, у меня были причины…

Эстер не стала ничего больше говорить. Она лишь посмотрела удрученным взглядом на Киону, но та, о чем-то с рассеянным видом задумавшись, почти не обратила на это внимания.

– Онезиму, возможно, захочется узнать, как дела у его сестры, – наконец сказала Киона. – Он вас и отвезет. А Людвигу нужно сейчас быть здесь и подбадривать свою жену. Если бы вы могли немного подождать, Эстер, я охотно сводила бы вас к водопаду, чтобы вы посмотрели на него вблизи.

– Но сейчас для этого совсем не подходящий момент! Я вам уже говорила: я очень устала.

– Водопад Уиатшуан придаст вам сил! Пойдемте.

Эстер не смогла больше возражать Кионе, пристально посмотревшей на нее своими янтарными глазами. Людвиг сменил их у кровати Шарлотты, и та тут же стала исступленно всхлипывать, чтобы разжалобить своего мужа. Онезим тем временем уже ждал у нижних ступенек крыльца. Буквально в двух шагах от него сидела под яблоней Одина.

– Так было угодно Господу, и не стоит по этому поводу хныкать, – пробормотал Онезим. – Муки небесные, когда она, моя Лолотта, рожала моего маленького племянника Томаса, она едва не отправилась на тот свет. Поэтому сейчас не нужно уж очень переживать…

– Иветта присматривает за малышами? – поинтересовалась Киона.

– Ну конечно, она за ними присматривает!

– Скоро уже должны подъехать мой отец и Лора. Они смогут увезти малышей в Роберваль, – добавила Киона.

Затем она направилась в сторону улицы Сен-Жорж, уводя с собой Эстер.

– Видите вон там большое здание, которое все еще в хорошем состоянии? В нем когда-то располагались универсальный магазин и гостиница. Зимой позади него делали каток. Знаете ли вы, Эстер, что около четырех лет тому назад я открыла двери в прошлое? Нет, конечно же, вы не можете этого знать, если только Тошан вам этого не рассказал. Я увидела Валь-Жальбер таким, каким он был в эпоху своего процветания: красивые дома, ухоженные сады, нарядные женщины, идущие за покупками… На лугу возле целлюлозной фабрики ежегодно устраивался летний пикник. Вы слышите, как шумит водопад? В июле течение реки довольно слабое, а вот весной водопад шумит так, что издалека кажется, будто это звучит огромный орган, расположенный под открытым небом и восхваляющий своими звуками красоту природы в этой великолепной местности.

– Киона, я не успеваю ни идти рядом с вами, ни следить за ходом вашего восторженного рассказа! – посетовала Эстер.

– Прошу вас, не выдавайте секрет Шарлотты! Она всего лишь капелька в море вселенной. Немаловажная, конечно же, капелька, но… Если она и совершила преступление против этого ребенка, то причиной тому были отчаяние, тоска и глупость. Вы, несомненно, были правы и упрекнули ее за этот поступок совершенно справедливо. Однако я должна сказать вам, что Шарлотта…

Остановившись у подножия водопада Уиатшуан, Киона быстренько рассказала Эстер о судьбе Шарлотты, начиная с ее несчастного раннего детства и заканчивая историей ее любви к Людвигу. Киона умолчала о ее неверности, но описала некоторые из тех черт характера Шарлотты, которые у всех вызывали неудовольствие.

– Я не знаю, по какой причине, но по мере того, как шли годы, добрая и очаровательная Шарлотта постепенно превращалась в капризную, эгоистичную, злопамятную женщину, которая всегда всем недовольна, – подытожила Киона. – Однако она является частью нашей семьи, пусть даже Лора и не смогла удочерить ее официально. Мы все ее любим, и я абсолютно уверена в том, что она обожает Людвига и своих детей.

– В этом нет ничего удивительного, – кивнула Эстер, очарованная мощным ревом водопада. Она уже чувствовала, как от него исходит прохлада и как ей на лицо попадают мелкие брызги.

– Какое великолепие! – сказала Киона. – Вам нравится?

– Да. Я уже больше не верю в Бога, но я невольно подумала о нем, глядя на такую дикую силу, необузданную стихию, потому что эта бешеная вода кажется мне живым существом.

– Индейцы, как и другие туземные племена по всему миру, считают, что у кустов, деревьев, воды, огня и животных есть душа.

– Спасибо за информацию, но я знакома с данной религией, – холодно ответила Эстер.

– Почему вы на меня сердитесь? Потому что я попросила вас держать в секрете то, что в действительности сделала Шарлотта? А какая была бы польза, если бы мы ее разоблачили? Никому не нужно знать о том, что она сделала, уверяю вас. Моя мачеха была бы шокирована, мой отец – тоже, а для Людвига это было бы очень мучительно.

Эстер присела на траву и потерла свои коленные суставы, начавшие болеть оттого, что ей пришлось провести несколько часов на ногах.

– Простите меня, Киона. Я вижу, что вы добры и преданны своим родственникам. В тот вечер, когда я вас встретила и когда вы меня обняли, мне показалось, что меня обнимает ангел. Моя боль и мои наваждения на пару дней ослабли. Я еще раз благодарю вас за это. Однако, когда женщина убивает зародившуюся в ней новую жизнь, то есть, по сути дела, убивает своего собственного ребенка, я… я не могу относиться к этому спокойно.

– У Шарлотты, возможно, сработал инстинкт самосохранения. Она побоялась рожать в третий раз. Если ее безрассудный поступок спас ее саму от возможной смерти, должны ли мы ее осуждать?

Киона села на траву рядом с Эстер и взяла ее за левую руку. Кисть этой руки – маленькая и изящная – нервно подрагивала.

– Я понимаю, почему вы не можете относиться к этому спокойно, и мне вас искренне жаль.

– Что вы имеете в виду? – воскликнула Эстер, бледнея.

– Вы были впутаны в эту историю по моей вине. Я чувствую, что вы очень взволновались, и я знаю почему.

Киона произнесла эти слова шепотом. Сжав пальцы медсестры чуточку посильнее, она добавила:

– Нужно рассказать об этом Овиду. Он вас любит. Он видит в вас женщину, которую ждал много лет, и он, несомненно, прав. В его возрасте он, вполне возможно, хотел бы обзавестись ребенком.

Эстер задрожала всем телом. Свободной рукой она прикрыла глаза, из которых по щекам ручьем потекли слезы.

– Вы прочли мои мысли? Киона, вы первая, кто узнал правду. Молодые еврейки с хорошим здоровьем представляли собой интересный природный материал для медицинских экспериментов нацистов. Они проводили опыты по стерилизации тех народов, которые они считали принадлежащими к низшей расе. Меня просвечивали рентгеновскими лучами, мне делали специальные уколы… Все эти их чудовищные эксперименты были скрыты завесой тайны, и лично мне отнюдь не хочется, чтобы эта завеса была приподнята надо мной. Они удалили мне яичники[28]. Мне посчастливилось выжить после того, как их хирурги меня искромсали. В газовую камеру я тоже не угодила. Как ни странно, я поначалу стыдилась того, что осталась жива и вернулась в Париж. Я категорически не хочу рассказывать об этих ужасах Овиду. Если он о них узнает, у него может возникнуть неприязнь ко мне. Поверьте мне, между нами еще нет ничего серьезного. Мы всего лишь целовались несколько раз да вели бесконечно долгие дискуссии на литературные темы. Мне хотелось бы его полюбить, но я не осмеливаюсь этого сделать.