не удалось договориться с таможней?

– С кем?

– С этими грабителями из «Водолея».

– У них всё схвачено, – поморщился отец. – Их главный, фамилия у него примечательная – Шаромыжный, с кем-то из областной власти якшается.

– Какая фамилия? – не поверил Константин.

– Шаромыжный, Руслан Романович.

– Надо же, как гены у человека отзываются, прямо не фамилия, а печать. И что, все жители продолжают платить?

– Половина платит, половина нет, я тоже не плачу, потому и ставлю машину в Вешках.

– Написали бы жалобу в прокуратуру, сходили бы на приём к губернатору.

– Ходили, губернатор только руками развёл: ничего не может предпринять.

– Ладно, я подумаю, как вам помочь. Есть какие-нибудь сведения о хозяине «Водолея»?

– Говорят, у него таких владений в Подмосковье больше десятка, в основном дороги и мосты, которые он тоже сделал платными.

Константин присвистнул:

– Вот это хватка! Обзавидоваться можно! Теперь понятно, почему местное начальство у него в дружбанах ходит. Шаромыжный именно от них узнаёт, что и где можно купить за бесценок.

– Вот и не суйся к ним, они тебя с потрохами сожрут. Ещё говорят, что этот пройдоха целые деревни начал скупать, брошенные или умирающие.

– Зачем?

– Да бог его знает, хотя ничего хорошего ждать не приходится. К примеру, будет получать трансферты из федерального бюджета на помощь селу, а сам делать ничего не станет. Или ещё что похуже – продаст потом китайцам.

– На этом много не заработаешь.

– Это если одну деревню продать, а если тыщу? Знаешь, сколько в России деревень умерло за время ельцинского правления?

– Сколько?

– Тридцать с лишним тысяч! Их, покинутых, и в Подмосковье хватает.

– Тогда другое дело.

– Не связывайся с этим проходимцем, – повторил Николай Кузьмич. – Себе дороже будет.

Зина расставила тарелки, чашки, ложки, принесла кастрюлю с борщом, налила брату полную тарелку.

– Ешь, оголодал небось на службе.

– Не очень-то я оголодал, – улыбнулся Константин. – Кормят нас хорошо.

– Здесь всё своё, полезное, без ГМО выращенное. На ужин я солянку сделаю.

– Так говорят, ужин отдай врагу.

– Чушь несусветная! – проворчал Николай Кузьмич, по лицу которого внезапно пробежала судорога боли. – Ужинать можно и в шесть, и в девять часов вечера, хотя и в меру. Желудок работает всегда, а ложиться голодным вреднее, чем сытым.

– Верю, хотя наедаться на ночь не приходилось. У нас с этим строго.

– Хоть бы намекнул, где работаешь.

– Выполняю приказы.

– То есть не фрилансер, как сейчас модно называть бездельников.

– Не все фрилансеры бездельники.

– Всё равно я ни термин не люблю, ни тех, кто за свободный образ жизни.

– Кто тебя обидел?

– Что ты имеешь в виду?

– Кто из фрилансеров тебя обидел?

Николай Кузьмич поморщился, прислушиваясь к себе, отставил чашку с чаем.

– Не привык жаловаться… Зина, подойди.

Появилась озабоченная Зинаида, пошарила в тумбочке с лекарствами, достала какие-то пузырьки, вату, шприц.

Константин пригляделся к отцу, лицо которого приобрело землистый оттенок.

– Что у тебя болит?

– Ерунда… не беспокойся.

– Помоги-ка, – попросила Зина.

Вдвоём они уложили отца на диван лицом к спинке. Зина ловко сделала укол.

– Что это за лекарство? – спросил Константин, кивнув на флакон.

– Обезболивающее, – сказала Зина. – Вольтарен.

– В чём дело?

– Артроз коленей, – пробормотал Николай Кузьмич. – Только вольтарен и помогает.

Его лицо стало светлеть, мука в глазах начала таять, в них проявился свет жизни. Он сел, держась руками за колени, выдохнул с облегчением.

– Такие вот дела, сынок.

– Я не знал…

– Так я и не рассказывал.

– Давно это у тебя?

– Почитай, четвёртый год.

Костя кивнул. Он знал, что у отца в результате нервного перенапряжения (его увольняли через суд, уж больно тёплое место занимал, а договариваться ни с кем не хотел) произошло системное обрушение организма, пережил четыре реанимации. В две тысячи шестнадцатом обнаружили рак, назначили лучевую терапию. Затем скосило позвоночник – три месяца валялся в Мечникова, пункции, уколы. Потом сердце – микроинфаркт, затем три операции на мочевом пузыре – стриктура. А теперь вот, оказывается, и колени.

– Я проконсультируюсь у наших эскулапов.

– Консультируйся, только вряд ли они помогут. Мне один московский спортивный хирург, спец по коленям, предлагал заменить суставы на железные.

– Железные?

– Ну, керамические или из чего они сделаны, какая разница? Я не согласился, а теперь жалею, да и поздно уже.

– Может, ещё не поздно.

– Операции серьёзные, да и стоят немало.

– Найдём средства.

– Не бери в голову, всё нормально. Раньше я сам уколы делал, а теперь доча будет. Ничего, приспособимся. После укола прямо плясать хочется.

Константин покачал головой, представляя, какие боли терпит шестидесятишестилетний отец. По отзывам приятелей, у которых родственники болели артритами и артрозами, он знал, что болезнь считается практически неизлечимой. И спасали положение только новейшие обезболивающие препараты, уколы или свечи.

Николай Кузьмич снова подсел к столу.

– Ешь, не заморачивайся. Помнишь наши пионерские песни? Ну, подумаешь – укол, ну укол, ну укол, укололи и пошёл, и пошёл, и пошёл? В школе я уколов не боялся, а теперь без них как без наркотика.

– Шутник.

– Жаловаться и хныкать лучше? Накачиваться водкой? Ты не представляешь, какое удовольствие я испытываю, когда боль начинает стихать. Чем тебе не наркотик? А злиться и жаловаться на судьбу – последнее дело, да и кому от этого будет легче? К тому же не