Кроме того, Генрих забрал себе недостроенную гробницу Уолси в Виндзоре – с позолоченной фигурой поверх мраморного саркофага, украшенного по углам бронзовыми колоннами высотой девять футов, которые служили постаментами для ангелов, державших в руках подсвечники. Король счел, что она станет превосходным местом упокоения для него самого. Однако работы велись с перерывами, так что усыпальница не была завершена к моменту смерти Генриха.

А вот колледж Кардинала не пережил падения Уолси. Многие земли, которые обеспечивали его существование, «выпросили себе голодные придворные»22, а когда директор и члены совета колледжа обратились к королю в надежде сохранить оставшиеся владения, Генрих туманно пообещал основать свой «почетный колледж, но не такой великолепный, какой намеревался иметь милорд кардинал»23. Свое обещание король сдержал лишь через семнадцать лет.

Следующие два года Генрих правил Англией единолично, решив, что в будущем станет сам заниматься своими делами24. Впервые за то время, что он находился у власти, ответственность за королевство лежала исключительно на нем самом, и это бремя оказалось нелегким. Сперва Генрих заявил королеве, будто после Уолси остался такой беспорядок в делах, что для его устранения придется работать день и ночь25. Но очень скоро Генриху стало ясно, как много работы по управлению государством брал на себя кардинал. Теряя терпение, он кричал своим советникам, что Уолси «справлялся с делами лучше любого из них», и, раздосадованный их неспособностью решить вопросы, с отвращением уходил из зала заседаний Совета, громко топая ногами26.

Тем не менее единовластное правление придало Генриху новую уверенность в своих силах, а политические и личные приоритеты побуждали его вести все более агрессивную политику. Непоколебимо убежденный в своем праве требовать аннулирования брака – «не потому, что столь многие говорят об этом, но оттого, что он, будучи человеком ученым, знает наверняка: его дело правое»27, – Генрих все чаще полагался на свое суждение и свои политические инстинкты. К тому же он стал уделять больше внимания работе с документами: в 1529 году Эразм отмечал, что король сам исправлял свои письма, часто оставляя до четырех черновиков, прежде чем удовлетворялся результатом28.

Падение Уолси привело к возвышению нескольких придворных. Норфолк и Саффолк совместно возглавили Совет. Первый мечтал о карьерном взлете после устранения кардинала, но обнаружил, что его обошли более умные люди. К тому же на действиях Норфолка постоянно лежала печать неуверенности: он опасался, что король может вернуть Уолси.

Своим секретарем Генрих назначил тридцатидвухлетнего знатока канонического и гражданского права из Кембриджа доктора Стивена Гардинера, до того служившего у Уолси, человека способного, но высокомерного и обладавшего сложным характером29. Гардинер во многих отношениях был консерватором, однако безграничная вера в монархическую власть и враждебность к дерзавшей противостоять ей королеве делали его идеальным слугой короля. У него были смуглое лицо, крючковатый нос, глубоко посаженные глаза, постоянно нахмуренные брови, крупные руки и «мстительный острый ум»30. Честолюбивый, уверенный в себе, вспыльчивый и хитрый, Гардинер любил жизненные блага. Генрих полагался на него, доверял ему важные дипломатические поручения и говорил всем, что, когда Гардинера нет рядом, он чувствует себя так, будто потерял правую руку; при этом король понимал, что его секретарь может проявлять двуличие31. Карьера Гардинера складывалась успешно, так как он понимал «натуру своего господина» и умел им манипулировать32.

Последним и самым важным стало назначение сэра Томаса Мора на должность лорда-канцлера Англии. Это произошло 26 октября 1529 года. Сэр Уильям Фицуильям стал вместо него канцлером герцогства Ланкастерского. Сначала король решил сделать лордом-канцлером Саффолка, но завистливый Норфолк воспротивился этому на том основании, что у Саффолка и без того много власти. Однако Мор не хотел становиться канцлером, опасаясь ввязываться в Великое дело, так как понимал, что его взгляды не совпадают со взглядами короля. Генрих отмел сомнения Мора, заверив, что ему не нужно будет участвовать в разбирательстве об аннулировании брака; пусть он «смотрит сперва на Бога, а после Бога – на себя». Эсташ Шапюи, новый имперский посол, прибывший на смену Мендосе, заявлял: «Никогда не было и не будет столь честного и хорошо подготовленного канцлера, как он»33.

Мора не заботили внешние атрибуты его высокого статуса: он без всякой охоты надевал на себя золотую цепь. Как-то раз Норфолк, приятель Мора, приехал к нему в Челси и увидел, что тот, одетый в простое платье, поет с местным церковным хором. Покачав головой, он проговорил: «Боже мой, боже мой, милорд канцлер! Приходской служка! Приходской служка! Вы позорите короля и службу у него!»34 Мор остался непоколебим. Его занимали более важные дела, к примеру распространявшаяся по Англии лютеранская ересь, по поводу чего Мор скорбел больше всего. Будучи канцлером, он сурово расправлялся с реформатами и теми, кто сеял смуту, а сожжение шести еретиков считал «законным, необходимым и правильным делом»35. Уехавший за границу реформат и переводчик Библии Уильям Тиндейл, против которого Мор написал язвительную диатрибу, называл его «самым жестоким врагом истины»36.

Согласно новому порядку, «превыше всех» была «мадемуазель Анна», слово которой стало законом для короля.

Казалось, процесс об аннулировании брака может тянуться вечно, однако решение оказалось под рукой. Двадцать девятого августа 1529 года Стивен Гардинер и Эдвард Фокс, королевский податель милостыни, привели в Гринвич для встречи с Генрихом никому тогда не известного церковника Томаса Кранмера. Они познакомились с ним в доме неподалеку от аббатства Уолтем, где останавливались по пути из Рима, и были впечатлены отношением Кранмера к Великому делу. Тот заявил, что это теологическая проблема, которую нельзя решить, исходя из положений канонического права, и предложил, чтобы король выяснил, в каких университетах Европы обретаются лучшие знатоки богословия.

Генриху очень понравился этот ученый клирик, низенький и худой. «Вот человек, который зрит в корень!» – заявил он, велев лорду Рочфорду ввести Кранмера в штат своих служителей и назначить домашним священником. Взамен тот обещал написать трактат с изложением своих взглядов, и в январе 1530 года, вооруженный им, король отправил своих посланников во все университеты, прося высказаться по данному вопросу.

Томас Кранмер стал одним из самых верных сторонников Генриха и Болейнов. Горячий защитник реформ, втайне заигрывавший с лютеранством, он получил место в совете колледжа Иисуса, но был изгнан оттуда за то, что женился. После того как его первая жена, девушка из бара по прозвищу Черная Джоан, умерла в родах, его вернули на должность в колледже, он принял духовный сан, затем уехал в Германию, где вошел в круг реформистов и женился на племяннице лютеранского теолога Андреаса