— Да-а! Умом Россию не понять! — процитировал Карась и вслед за Перепёлкиным неуклюже полез на верхнюю палубу.

В этот момент яхта «Святая Ольга», заглушив мотор, стала на якорь.

Они потеряли друг друга сразу после окончания операции. Может, потерялись, а может, разминулись. Что произошло точно, Лёшка не знал. Возможно, со стороны Линзы это была простая женская уловка, чтобы избежать щемящей сердце процедуры расставания и не показаться в глазах партнёра слабой. Всё может быть, но когда под утро опалённый взрывом и пропахший керосином он из последних сил притащился в гостиничный номер, Линзы там не было. Лёшка проверил платяной шкаф и убедился, что женская часть гардероба исчезла вместе с хозяйкой.

— Ну и пусть! — по-детски обиделся Лёшка и тяжело опустился на стул.

Минут пять он тупо созерцал рисунок паркета, устало опустив руки между колен, потом закурил и только тогда заметил на потёртой столешнице конверт. Это был обыкновенный конверт, который продаётся в каждом киоске. На лицевой стороне вместо адреса была сделана шариковой ручкой аккуратная надпись.

— Для тебя, — вслух прочитал Лёшка, и немного помедлив, вынул из незапечатанного конверта тетрадный листок в клеточку — прощальную весточку от зеленоглазой начальницы.

«Помни, что эвакуация после проведения операции должна проходить тихо и незаметно, это обязательное условие, — давала последние наставления Линза. — Возвращайся на базу, ты знаешь, куда. Это приказ! Не жди, что там тебя встретят, как героя дня, с оркестром и почестями — ничего этого не будет. Всё, через что нам с тобой пришлось пройти — наша обычная работа. Твои подвиги навсегда останутся неизвестными, а ты безымянным.

Да будет так!

Линза.

PS. Надеюсь, что тебе повезло и ты не ранен. Мне понравилось работать с тобой. Было весело. Письмо сожги. До встречи! Твоя невеста».

Лёшка дважды перечитал послание. Обида прошла, но почему-то предательски защипало глаза. Никогда раньше Лёшка не получал писем, даже от матери. Раз в год ко дню его рождения приходила в колонию от мамки скромная посылочка, но писем в ней никогда не было. Может, потому, что мамка была малограмотной, а может, потому, что слишком много боли и страданий накопилось в материнском сердце, и она не могла, а может, боялась доверить свои переживания обыкновенному тетрадному листку.

Лёшка не сжёг письмо: аккуратно поместив листок в конверт, он спрятал его в нагрудном кармане, чем в очередной раз нарушил инструкцию. Он очень удивился бы, если бы узнал, что Линза предусмотрела и это.

Когда через сутки, сидя в самолёте, он вновь достал из заветного конверта тетрадный листок, чтобы перечитать милые сердцу строки, текста на нём уже не было.

Его невеста в любой ситуации оставалась профессионалом.

* * *

… Я вздохнул, достал из нагрудного кармана комбинезона сотовый телефон и позвонил в службу «Скорой помощи». В ожидании приезда медиков я выбросил в ближайшие кусты оружие и боеприпасы, отряхнул от шоколадной крошки и спрятал в нагрудный карман ключ с изображением старинного герба, снял комбинезон и остался в форме дружинника, которая у местного населения ещё вызывала доверие.

Машина «Скорой помощи» приехала на удивление быстро и, погрузив внутрь салона раненого, так же быстро, включив сирену, уехала. Тело застреленной мной женщины так и осталось лежать на брусчатке.

— Мы мёртвых не возим, — скороговоркой пояснил мне молоденький врач, — вызывайте труповозку.

— Ну, уж это без меня! — решил я и попытался, как требует инструкция, тихо и незаметно покинуть место проведения операции. Ситуация развивалась, как мне казалось, стихийно, и повлиять на ход событий было равносильно попытке вскочить в вагон идущего на всех парах транссибирского экспресса.

Однако на этот раз мне не повезло, и покинуть место проведения операции не получилось. Остров «закрыли» по всем правилам, и мне неделю пришлось безвылазно отсиживаться в снятой накануне квартире, питаясь тем, что я успел забросить в холодильник, прежде чем вернулся в казарму.

Чтобы как-то скоротать время, я смотрел все телевизионные передачи, включая дневные, вечерние и ночные новости. Политическая жизнь в стране набирала всё новые и новые обороты. После скандальной отставки Президента Харьковского страна окунулась в предвыборную гонку и заключительная фаза «антитеррористических учений» на Сахалине осталась незамеченной.

Однако, несмотря на успешное завершение операции, мне было не по себе: пришлось исправлять ошибку своего предшественника, и, к большому моему сожалению, исправлять пришлось кровью. На душе было скверно. Я был зол и на коллегу, и на себя, на наше руководство, на сумасшедших «Избранных» миллиардеров, вздумавших поиграть в небожителей, и на весь мир в целом. Тогда то мне и припомнился старый разговор со штатным психологом по прозвищу Розембаум о старом советском фильме про чудака-учителя, который пытался сделать мир лучше, о долге разведчика, о его «придуманной» жизни, и о цене, которую мы платим за ошибки в нашей работе.

Я пошёл в фильмотеку, где долго и путано пытался пояснить пожилой сотруднице, какой именно фильм мне нужен. Запутавшись окончательно, я предложил запустить на компьютере поисковую программу.

— Не надо. Я знаю этот фильм, — грустно улыбнувшись, сказала женщина и принесла диск с фильмом. Меня поразило название: «Доживём до понедельника».

— Вся жизнь понедельник, — почему-то сказал я.

— Сегодня пятница, тринадцатое, — то ли пошутила, то ли поправила меня сотрудница.

Не могу сказать, что фильм явился для меня откровением. Я многого не понял, но когда фильм закончился, я выключил видеоплеер и, как мне показалось, долго и совершенно бездумно сидел в тёмной комнате. Когда глаза привыкли к темноте, я вдруг почувствовал: отпустило! На душе стало легче.

В сентябре на Черноморском побережье наступает знаменитый «бархатный» сезон — время, когда до холодных осенних штормов ещё далеко, и погода стоит по-летнему солнечная, но без одуряющей духоты и зноя. Такую погоду предпочитают люди творческих профессий и выдающиеся политические деятели. И те, и другие, сидя в шезлонге или прогуливаясь по тенистым аллеям парка, любят неторопливо рассуждать о трагической роли России в ходе мировой истории и непростой жизни рядовых россиян. А чтобы последние не мешали философским размышлениям высокопоставленных отдыхающих, ведомственный санаторий надёжно защищают высокий забор и вымуштрованная охрана.

В один из таких тёплых сентябрьских дней, в старом, но ещё довольно крепком особняке, построенном перед самой кончиной Великого Кормчего и Отца всех народов, на открытой террасе в кресле сидел экс-президент. И хотя погода по-летнему была тёплой, его ноги были заботливо укрыты клетчатым пледом. Рядом с ним на журнальном столике лежала пачка газет. Времени у экс-президента теперь было много, но его верный помощник продолжал подчёркивать на газетных страницах материалы, заслуживающие его внимания. Раньше, когда его парализованный начальник был Главой российского государства, он так поступал ежедневно. Верный помощник не стал менять ранее установленные правила, и продолжал регулярно готовить для экс-президента подборку периодической печати.