Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут ее псы вскочили и, виляя хвостами, понеслись навстречу подходящему к калитке человеку. Джоанна выпрямилась на скамейке и напряглась, глядя как Раймунд де Сен-Жиль входит в сад и направляется к ней.
– Можно? – спросил он и дождался ответного кивка, прежде чем сесть на скамейку.
Ахмер и Звезда тут же улеглись у его ног, и ей подумалось, что ему удалось даже собак расположить к себе. В руке он держал одинокий алый пион, который с шутливым поклоном преподнес королеве.
– Много дней я искал шанс побыть с тобой наедине, леди Джоанна. Мне хотелось поблагодарить тебя.
– Тебя не за что меня благодарить, милорд граф.
– Не согласен, миледи, – с улыбкой возразил он. – Строго между нами, архиепископ Беренгуэр и виконт Педро не горят рвением очистить Нарбонн от катаров. Но ни один и слова не сказал, когда меня приперли спиной к скале. Ты была единственной, кто бросил мне веревку.
Джоанна не знала, что на это сказать, поэтому промолчала. Раймунд наклонился и погладил Ахмера. А потом удивил его хозяйку, заявив:
– Надеюсь, твой брат понимает, какой бесценный бриллиант обрел в лице жены? Знаешь, она ведь извинилась за то, что навлекла на меня гнев кардинала. Я успокоил ее, сказав, что по его убеждению я и так на полпути в ад.
– А ты действительно на полпути в ад?
– Послушать Мелиора, так я уже обречен и проклят, – весело ответил граф. – Я не разделяю его ревностного стремления сжигать еретиков на кострах. Евреи засвидетельствовали некоторые из моих хартий, и поэтому кардинал считает, что я не слишком сблизился с ними. Мне намного приятнее общество трубадуров, а не клириков. Мне больше нравится впадать в плотский грех, чем отрекаться от него. Я не верю, что Всевышний создал этот мир с его непревзойденной красотой и не желал, чтобы мы наслаждались им и вкушали земных радостей.
– Ты бы процветал на Сицилии, граф Раймунд.
– Как кедры ливанские?[20] – пошутил он, дав ей понять, что для подозреваемого в ереси он слишком хорошо знаком с Библией.
Она покачала головой, не веря уже больше, что это один из проклятых. Ей было как-то не по себе из-за того, что он находился так близко – достаточно близко, чтобы видеть ресницы, которым позавидовала бы любая женщина, и острый, как бритва, край подбородка. Но любопытство взяло верх над осторожностью.
– Расскажи мне про катаров, – попросила королева.
– Ну, начнем с того, что сами они себя так не называют. Эти люди величают себя христианами, потому что верят, будто их вера искренняя, а вот римская церковь попала в клещи дьяволу. Я говорил, что это миролюбивые души, отвергающие насилие, но про наличие у них такта или дипломатии не упоминал, потому как их эпитеты для римской церкви включают такие, как: Великий Зверь, Блудница Вавилонская, Церковь Волков и – этот мой самый любимый – Распутница Апокалипсиса.
Джоанна сжалась. Она-то угадывала насмешку в голосе собеседника, а вот папский легат его юмора явно не уловил бы. У нее начало складываться убеждение, что Раймунду нравится ворошить палкой муравейник, точно так же, как ее братьям.
– Но во что они верят? – спросила Джоанна.
– В то, что материальный мир – творение дьявола и должен быть отвергнут. Иисуса катары считают ангелом, а не сыном Божьим, и его явление народу в образе смертного не более чем иллюзия. А раз так, он не мог умереть, а следовательно и воскреснуть. Дева Мария тоже ангел, а не настоящая женщина. Поклоняются они нашему Богу, и хотя он и добр, но не всемогущ, и его борьба с дьяволом бесконечна. Катары учат, что человеческие души принадлежат падшим ангелам. Они верят, что мы переживаем ад на земле, и когда я наблюдаю страдания, которые причиняем мы друг другу, то мне трудно убедить себя в их неправоте.
– А верят ли они в рай?
– Да, но туда могут попасть только «добрые христиане». А еще верят в переселение душ. Человек, который вел праведную жизнь, реинкарнируется в тело, более подходящее для духовного развития. А злодей опустится ниже, и даже может возродиться животным. Те, кто приемлет это кредо, величают себя «верующими», но немногие просят дать им консоламентум прежде того часа, когда смерть приблизится к ним, потому жизнь «доброго христианина» крайне нелегка. Как только мужчина или женщина становится священником, он или она должны отречься от всего, что раньше им было дорого, даже от семьи. Дело в том, что катары рассматривают все земные привязанности как зло, сковывающее людей с жизнью плоти, а это препятствует их спасению. Зато они снисходительны к грешникам, и это еще одно, что отличает их от нашей церкви.
Джоанна порадовалась его выражению «нашей церкви», так как для нее стало очень важно знать, что Раймунд де Сен-Жиль не погряз в ложной вере, несущей угрозу его бессмертной душе.
– Я слышала от кардинала, что катары похотливы и распущенны, что они презирают брак и поощряют людей совершать самые постыдные из плотских грехов. Правда ли… – Закончить она не смогла, потому что Раймунд залился хохотом.
– Мне всегда казалось любопытным, что мужчины, принявшие обет целомудрия, так одержимы плотскими грехами ближних. Мне жаль лишать их удовольствия воображать себе оргии и запретные удовольствия катаров, но ничто не может быть дальше от правды. Катарские священники осуждают похоть даже строже наших. Для них физическая близость особенно греховна, ибо ведет к зарождению новой жизни, то есть вытягивает еще одну небесную душу в этот ужасный вещный мир.
Раймунд погладил собаку, ткнувшуюся ему в ногу.
– Как скверно,