Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карпик
– Мне нужно отлить, – сказал Уайет, но вместо этого прошел мимо ванной в комнату родителей Карпика.
– Что ты делаешь? – спросил Карпик, следуя за ним.
– Просто смотрю. – Уайет открыл ящик маминой тумбочки и порылся в нем, затем перелез через кровать, чтобы поискать в отцовской.
Карпик слышал, как мама разговаривает с девочками в передней комнате.
– Ого, – Уайет ухмыльнулся. – Смотри, что я нашел. – В его руке лежал нож. Карпик отступил назад.
– Нам нельзя, – сказал Карпик.
– И что ты сделаешь, нажалуешься? – Уайет щелкнул Карпика по голове. Он сел на кровать и принялся возиться с ножом, пытаясь его открыть. – Сейчас вернусь, – добавил Уайет и бросил нож на кровать.
Карпик услышал из туалета журчание мочи. Он посмотрел на нож – его нож. Зашумел слив унитаза. Он схватил оружие и сунул его в нагрудный карман.
– Карпик, – сказала мама, когда он проходил через кухню. – Надень, пожалуйста, дождевик, если собираешься на улицу. – Он снял дождевик с крючка и просунул руки в рукава. – И не уходи далеко, хорошо?
Он выскользнул под дождь. Старый пес подошел к нему. Карпик почесал его под подбородком: «Кто хороший мальчик?» Потом он услышал шаги Уайета на кухне и побежал, нож стучал по его грудной клетке. Задняя дверь открылась. Карпик нырнул в папоротники.
– Карпик? – позвал Уайет. – Эй, Карпик!
Скрючившись на холме, Карпик наблюдал за ним из своего укрытия. Папоротники щекотали ему уши, резиновые сапоги поскрипывали. Он затаил дыхание, а Уайет шарил по траве, словно искал потерянный четвертак. Осторожно, очень осторожно, Карпик поднес бинокль к глазам. Изображение начало размываться, пока прямо перед ним не появился Уайет. Карпик мог разглядеть каждую веснушку на его лице. Он задержал дыхание, чувствуя, как растягивается время. Он знал, что если вздохнет, Уайет услышит его. Одна тысяча, две тысячи, три, четыре, пять… Он резко вдохнул, Уайет поднял глаза, и тогда время застыло. Уайет нырнул в высокую траву.
Папоротники кололи Карпика по лицу, ежевика цеплялась за комбинезон. Он вскарабкался на холм, споткнулся и побежал вниз к Затерянному ручью.
– Ты труп! – закричал Уайет.
Карпик с разбегу прыгнул в воду, с плеском приземлившись на мелководье. Он освободил плечи от тяжелого дождевика, сбросил его и побежал. Соскальзывая с хребта в Чесночный ручей, он разогнался и приземлился в воду громким плеском, тут же промокнув до колен. Он помчался на противоположный берег, холодная вода стекала по ногам, носки хлюпали в слишком больших ботинках, подаренных ему на день рождения. Он поднимался в гору, тяжело дыша. В боку закололо. Уайет все еще держался позади. Карпик карабкался все выше и выше, лицо его горело, пока, наконец, он не добрался до дерева 24–7. Он прижал руку к коре, как это делал его отец, и взмолился, чтобы невидимая дверь открылась.
– Карпик, подожди, ссыкунишка! – крикнул Уайет снизу.
Карпик споткнулся о шнурки, но удержал равновесие и спустился с другой стороны, скользя на мокрых шуршащих иголках, пока не очутился на дне оврага. Там он встал у края незнакомого ему ручья, мутного от грязи и засыпанного сломанными ветками. Вода в нем была коричневой и быстрой. Все здесь было неправильно. Немного подальше он увидел знакомые большие пни, но ручей все еще казался каким-то чужим, новым. Этот ручей был громче и гуще старого, похожий на шоколадный молочный коктейль, с пеной и волнами. Он посмотрел на карту и провел пальцем по ладони. Где же он очутился?
– Карпик! – крикнул Уайет. – Подожди!
Карпик повернулся и увидел, что Уайет, пошатываясь, приближается к нему, держась за ребра, как будто в боку у него кололо. Карпик знал этот трюк. Уайет просто притворялся, но стоит ему оказаться на расстоянии броска, как он напрыгнет на него, повалит на землю и будет плевать Карпику в рот. Он посмотрел на коричневую воду. В ушах колотилось сердце. Захотелось в туалет.
– Карпик! – закричал Уайет. Его лицо было красным от бега. На мгновение Карпик подумал, что Уайет собирается объявить перемирие. Но затем тот ухмыльнулся, откинул голову назад и провел ребром ладони по горлу.
Карпик помчался вдоль берега ручья, в его голове звучали стихи. Проклятый ручей вытекает из родника, а вода в нем чистая и сладкая слегка. Наверх до источника иди поскорей, потом мимо Угриного ручья проходи, не робей. С одной стороны город стоит, с другой – Убойный ручей звенит. Когда начинаешь дрожать – значит, до реки рукой подать.
Мутный поток гремел так громко, что он чувствовал его вибрацию в своей груди. Карпик карабкался и карабкался вверх по склону, пока не оказался на краю дороги, усеянной глубокими лужами. Он оглянулся в поисках Уайета, но его нигде не было видно.
Он не знал, где находится – ничто не выглядело знакомо, – но перешел дорогу и стал подниматься на холм с другой стороны. Ноги у него устали. Тяжелые ботинки натерли мокрые пятки. Он споткнулся о шнурки и тяжело упал на живот. Заныли ладони.
Позади него хрустнула ветка. Он поднялся на колени.
– Уайет?
Он прислушался: в ушах раздавалось собственное дыхание, сердце бешено стучало в груди. Он встал, попятился от места, где споткнулся, и продолжил путь. Он услышал журчание воды и вдруг увидел его: Проклятый источник! Вода в нем чистая и сладкая слегка.
Он зачерпнул ладонями воды, попил, умыл разгоряченное, зудящее лицо. Посмотрел вниз по склону, выискивая Уайета, потянулся к биноклю, висевшему у него на шее. Его руки коснулись пустого воздуха. Бинокль исчез! Карпик развернулся. Он держал бинокль за ремешок, когда бежал. Он потянулся в нагрудный карман, но пальцы натолкнулись только на холодную поверхность ножа.
Карпик сел на камень. Ему хотелось плакать. Он открыл нож, снова закрыл его. В лесу стало темнее. Воздух стал неподвижным, прохладным. Над головой скрипели высокие деревья. К телу липла мокрая одежда. Пальцы покалывало. Ему хотелось домой. Он хотел, чтобы мама сняла с него мокрую рубашку и растерла плечи теплым полотенцем из сушилки. Капли дождя упали ему на лицо. Ох и влетит же ему за то, что он потерял дождевик.
Пропитанная потом рубашка прилипла к спине. Карпик задрожал. Он встал и, волоча ноги, спустился с холма, следуя за Проклятым ручьем. Он знал отсюда дорогу домой, но это был долгий-предолгий путь. Он шмыгнул носом – из него текло – и принялся спускаться по склону холма, двигаясь к Безымянной дороге. Он