Наконец со шпильками разобрались и девушки приступили к созданию прически. Анна-Виктория лишь сильнее сжала пальцы. Девушки действовали аккуратно, но их волнение передавалось и невесте. Сбоку раздался смешок первой фрейлины, успевшей привести себя в порядок еще час назад, и теперь активно гонявшей всех, кто не был занят мало-мальски полезным делом.

Лица коснулись кисточки, и королева с трудом подавила желание завыть в голос. Нет, она не против макияжа, но зачем превращать ее лицо в маску, которая может пойти трещинами от легкой улыбки? «Десять тысяч восемьсот тридцать два, десять тысяч восемьсот тридцать три, десять тысяч восемьсот тридцать четыре», – продолжала считать девушка.

– Готово, – когда счет подходил к тринадцатой тысяче, возвестили служанки, осторожно убирая простыню, наброшенную поверх платья.

Анна-Виктория открыла глаза и посмотрела на свое отражение в зеркале. Потом закрыла и снова открыла. Неужели эта юная девушка с большими зелеными глазами, чуть вздернутым носиком и пухленькими розовыми губками, с нежной даже для глаз кожей и есть она? Волосы убраны в высокую прическу, и только пара локонов словно не желает держаться шпильками, немного пудры на лице, румянец будет естественный, только глаза и губы ярко накрашены.

– Красавица, – довольно произнесла Камилла.

Сама первая фрейлина уже давно была готова. Нежно-зеленое платье, расшитое по подолу чуть более темным кружевом, волосы также убраны и удерживаются помимо шпилек тончайшей сеточкой с мельчайшими изумрудами, отчего при малейшем повороте головы волосы начинают сверкать. Карие глаза подведены черным, что делает девушку немного старше своих лет, но, вместе с тем и строже, все-таки она первая фрейлина королевы.

Остальные девушки также должны были предстать в зеленых платьях, чуть более светлых, чем у Камиллы. На этом цвете настояла нянька, категорически отметая всевозможные оттенки розового, персикового и сиреневого, на которых настаивала старшая виконтесса де Остенферд.

Королева осторожно улыбнулась, и девушка в зеркале улыбнулась в ответ. Служанки убирали кисточки, пуховки, расчески, оставшиеся шпильки, булавки и прочие ненужные уже предметы. Камилла помогла подруге натянуть перчатки.

– Где моя девочка? – раздалось от двери и в гостиную вплыла Росита, облаченная ради такого дня не в привычное черное с белым воротником и манжетами платье, а в винного цвета с серебряным кружевом. – Красавица, моя. Вот и случилось счастье.

– Донья Эсперанса, только не надо сейчас плакать, – попросила Камилла, – а то и мы заплачем вместе с вами, и придется девушкам снова макияж наводить. А времени совсем мало осталось.

– Не буду, милая, не буду, – улыбнулась нянька, промокая глаза батистовым платочком.

– Будет тебе, нянюшка, – взяла ее за руку Анна-Виктория.

– Да как посмотрю на тебя, такую красавицу, так и вспоминаю и матушку твою, и папеньку, пусть им Созидательница пошлет покой, – всхлипнула женщина, после чего поспешно покинула комнаты.

– Эми, время, – окликнула девушку Камилла.

Королева с помощью служанок набросила меховую шубку, приняла у первой фрейлины аккуратный букет и вышла из комнаты.

У входа во дворец уже ждала карета, запряженная шестеркой белых лошадей. Лошади были укрыты изумрудными попонами, расшитыми белыми розами. Саму карету также украшали живые цветы. Кучер и лакеи стояли рядом наготове. В парадной дворцовой форме, расшитой золотом и серебром, в начищенных до зеркального блеска сапогах и париках на старинный манер, в этот день они казались персонажами какой-то сказки. Юной королеве казалось, что все это происходит не с ней, правительницей одной из, как оказалось, могущественных держав континента, а с принцессой из той самой сказки, откуда возникли все эти люди. Гильермо помог сесть в карету сначала ей, потом Камилле. Остальные фрейлины должны были ехать следом. Кареты окружила дворцовая стража во главе с фон Розенстоуном, и маленький кортеж тронулся.

– Ничего не забыли? – тихо поинтересовалась девушка у Камиллы.

– Не бойся, – успокоила виконтесса подругу. – В ратушу отвезли три пары туфель для танцев, так что за эту часть мероприятия можешь не волноваться. Андреас передал, что кольца у Филиппа. Так что дело за малым.

– Все равно боюсь, – тихо призналась королева своей фрейлине.

– Ты еще можешь сбежать, – лукаво улыбнулась девушка. – Кучера я с вечера проинструктировала. Сейчас постучу ему, и поедем к нам в городской дом, там переоденешься, и на санях в поместье.

– Нет, – после непродолжительного молчания покачала головой девушка. – Я не могу. Просто боюсь.

– Милая, обычно первой брачной ночи бояться, что к тебе относиться не должно. Или у вас все до сих пор дальше поцелуев не зашло?

Эмилия вспомнила, что делал с ней за день до этого Филипп, и покачала головой.

– А раз так, чего бояться? – королева пожала плечами. – Поздно, Эми, – «утешила» ее подруга, – бояться надо было, когда приказала его к себе в кабинет из подвалов привести и наедине осталась. Или когда рванула за ним прощения просить без стражи, а потом отдавалась всю ночь. А сейчас-то что?

– Ну не надо, не всю, – смутилась королева.

– Не важно, – отмахнулась Камилла, – какая теперь разница, всю – не всю. Было же. А теперь-то чего бояться?

Девушка пожала плечами.

– Филипп тебя не бросит, – продолжила фрейлина. – Во-первых, любит, во-вторых, ему сейчас ни один нормальный правитель убежища не предоставит, да и ненормальный тоже, – тут же добавила она. – Так что хватит тут дрожать. Улыбнулась, плечи расправила и вперед.

Карета как раз остановилась перед главным храмом. Королева бросила полный паники взгляд на подругу, но виконтесса только широко улыбнулась.

Гильермо распахнул дверцу кареты. Эми легким движением скинула меха, и медленно выплыла наружу.

Утро началось рано, благодаря Пьетро. Как Филипп ни убеждал дворецкого, что ему понадобиться не больше часа на все приготовления, Белави был неумолим. Оставалось радоваться, что после внепланового мальчишника, спровоцированного Андреасом, голова не болела вообще. Уточнять, что именно они пили, граф не стал. Успеется еще прижать к стенке секретаря и принца Вахира, которого юноша захватил по дороге, мотивируя это тем, что втроем веселее и больше на мальчишник похоже. Сейчас надо думать о другом. О свадьбе.

Накануне утром он виделся с главным жрецом. Мужчина вызвал его запиской, и показал то, зачем уезжал из столицы. Все было так, как и должно. Да и выполнить такую просьбу было, пусть и сложнее, чем казалось графу, но много легче, чем думал сам жрец.

Филипп вытянулся в ванной и задумался. Основные дела были закончены. Томас Андрес Варестон сообщил, что немного задерживается, но прибудет в столицу через несколько дней. О причинах граф знал и не возражал. Грегору тоже было не до поездок – волки нападали на людей, приходилось саму ездить с отрядами охотников. Обидно было, что друзья не смогут присутствовать на его свадьбе, но что поделать. Только и получилось, что отправить Теренса присутствовать на бракосочетании своего кумира. Главное, у друзей все хорошо. А собраться, чтобы выпить, они еще не раз успеют.