– Проснулась? – сказала та. – Так я и думала. Я поставила здесь прибор, чтобы сообщил мне, когда твоя нейронная активность дойдет до порога трезвого мышления. Хорошо, что ты снова с нами, Илиа. Твоя умная голова тут лишней не будет.

– Сколько… – Голос был вялым, надломленным, поэтому Вольева начала снова: – Сколько времени я пролежала? И где мы вообще?

– Десять дней после ранения… Но это долгая история, мы еще вернемся к ней. Как ты себя чувствуешь?

– Бывало и хуже. – И тут же Илиа поймала себя на обмане: она не могла вспомнить случая, когда бы чувствовала себя столь же мерзко. Но почему-то ей казалось, что в подобных ситуациях принято говорить именно так. – А что за ранение?

– Похоже, ты кое-что подзабыла.

– Хоури, ответь на вопрос.

Ана приблизилась к Вольевой, а комната взяла на себя труд подвести для нее тяжелое кресло прямо к постели.

– Суджик, – сказала Хоури. – Она пыталась убить тебя на Ресургеме. Ты это помнишь?

– Не очень.

– Мы спустились за Силвестом, чтобы доставить его на корабль.

Вольева молчала. Имя этого человека прозвенело в ее голове с каким-то металлическим тембром, будто скальпель, упавший на пол.

– Силвест… Да. Я помню, что мы нашли его. Удалось доставить? Садзаки получил, что хотел?

– И да и нет, – ответила Хоури после недолгой заминки.

– А Суджик?

– Она хотела тебя убить из-за Нагорного.

– Понятно… Что ж, на всех не угодишь.

– Я думаю, повод у нее все-таки был. Она надеялась, что я приму ее сторону.

– И?

– Я ее прикончила.

– Из этого следует, что ты спасла мне жизнь? – Впервые Вольева подняла голову с подушки. Ощущение было такое, будто голова привязана к кровати эластичным проводом. – Бросай ты это занятие, Хоури, пока в привычку не вошло. Еще одна смерть… Пожалуй, следует ожидать, что Садзаки начнет задавать вопросы.

Сейчас она не отважилась бы на большее. Такие слова любой старший по команде мог сказать юнге. Для того, кто подслушивал, оно не обязательно означало, что Вольева знает о Хоури больше, чем другие триумвиры.

И в то же время желание предостеречь было искренним. Первая смерть – в тренировочном зале, другая – на Ресургеме. В обоих случаях Хоури не была зачинщицей, но ее причастности к убийствам достаточно, чтобы насторожить Вольеву, а значит, она и Садзаки наведет на какие-то размышления. И если он решит провести дознание, то от допроса с пристрастием Ане не отвертеться. А под «пристрастием» триумвир может понимать все что угодно. Садзаки вполне способен прибегнуть к пытке. Пожалуй, даже к глубокому тралению мозга. В этом случае он вполне может узнать, что Хоури – лазутчица, внедренная на корабль с целью украсть орудия из тайного склада. А его следующий вопрос почти наверняка будет таким: не было ли о сем обстоятельстве известно и Вольевой? И если он сочтет нужным протралить сознание и ей…

Этого нельзя допустить.

Как только Илиа поправится, она отведет Хоури в «Паука», где можно говорить свободно. А сейчас бессмысленно думать о том, что ей не по силам.

– А что было после? – спросила она.

– После гибели Суджик? Все, веришь ли, шло по плану. Предстояло поднять на корабль Силвеста, а мы с Садзаки были целы.

Она подумала о Силвесте, который сейчас находился где-то на корабле.

– Значит, Садзаки получил то, чего добивался?

– Нет, – очень осторожно ответила Хоури. – Он только думает, что получил. А на самом деле все обстоит иначе.

В течение следующего часа Хоури рассказывала Вольевой о том, что произошло с момента появления Силвеста на борту. В этом не было ничего такого, что Садзаки хотел бы утаить от Вольевой. Однако Илиа ни на миг не забывала, что получает информацию, профильтрованную через восприятие Хоури, а потому неполную и не обязательно достоверную. О целях и задачах экипажа, о многих нюансах межличностных отношений Хоури, скорее всего, не имела никакого представления; чтобы во все это вникнуть, надо было провести на борту не год и не два. Но в конце концов Илиа пришла к заключению, что самые важные пробелы в ее понимании случившегося все-таки восполнены.

И то, что она услышала, ей совершенно не понравилось.

– Думаешь, он блефует? – спросила Хоури.

– Насчет «горячей пыли»? – Слабейшее шевеление Вольевой означало пожатие плечами. – Кто знает. Нет сомнений, что Ремиллиод продал «горячую пыль» колонистам. Мы своими глазами видели результаты ее применения. Но это не детская игрушка, с которой можно обращаться без чрезвычайной осторожности. Было ли у колонистов время, чтобы внедрить адскую машину в глаз Силвеста? Ведь они едва ли могли заняться этим, прежде чем мы ударили по Фениксу… С другой стороны… исходить из того, что он солгал, слишком опасно. Никаким сканированием извне не установить наличие или отсутствие «горячей пыли» без риска вызвать взрыв. Это очень сильно усложняет задачу Садзаки. Или он верит Силвесту, или рискует и кладет на кон все, что у нас есть. По крайней мере во втором случае ущерб поддается количественной оценке.

– А ты не допускаешь, что выполнение условий Силвеста чревато сравнимым уроном?

Вольева хмыкнула, подумав об этих условиях. На своем веку она не сталкивалась ни с чем по-настоящему чуждым, выходящим за рамки восприятия. А ведь там наверняка лежит много такого, о чем не мешало бы знать… Там можно получить много полезных уроков.

Если бы Силвест имел дело с ней, ему бы не пришлось прибегать к угрозам.

– Знай он нашего брата ультра получше, не стал бы шантажировать, имея такую соблазнительную наживку, – сказала она. – Меня эта нейтронная звезда интригует с той самой минуты, как мы вошли в систему. И знаешь что? Я кое-что обнаружила в непосредственной близости от нее. Слабый источник нейтрино! Похоже, он обращается вокруг планеты, которая, в свою очередь, обращается вокруг нейтронной звезды.

– А что может быть источником нейтрино?

– Многое. Но таким мощным? Могу только одно предположить: это машина. Продукт очень высокой технологии.

– Ее оставили амарантийцы?

– Этого нельзя исключать. – Вольева с усилием улыбнулась. Она тоже думала, что источник нейтрино – артефакт амарантийской цивилизации, но не бралась этого утверждать. – Вот доберемся до нейтронной звезды, тогда и узнаем.

Нейтрино – элементарные частицы, лептоны с полуцелыми спинами. Они бывают трех сортов: электронные, мюонные и тау-нейтрино, что зависит от типа породившей их ядерной реакции. Эти частицы имеют массу и высокую энергию – они двигаются чуть медленнее, чем свет, – а потому во время полета осциллируют, то есть переходят из сорта в сорт.

К тому времени, когда датчики корабля улавливали поток нейтрино, он представлял собой трудноразделимую смесь всех трех сортов. По мере уменьшения расстояния до нейтронной звезды, а вместе с тем и сокращения периода осцилляции, в смеси выделился преобладающий сорт. Энергетический спектр приобрел бо́льшую четкость, стало проще отслеживать и интерпретировать периодические вариации излучения. Когда расстояние между кораблем и нейтронной звездой сократилось до одной пятой астрономической единицы, или до двадцати миллионов километров, Вольева уже гораздо яснее представляла себе, что именно вызывает непрерывный выброс частиц, среди которых доминируют самые тяжелые – тау-нейтрино.