– Это все – будущее медицины. Не могу дождаться, когда увижу их реабилитационное отделение.

– У нас дома такое же.

– Что? Скакалки и две гантели? У них здесь есть отделение гидротерапии. Многие бы хотели получить подобное лечение.

Мы переоделись в медицинские халаты, и медсестра нацепила мне на запястье бумажный браслет. После этого мы пошли на рентген. Сумочку можно было оставить в шкафчике, но я предпочла взять ее с собой.

– Подумать только, какое тут оборудование! – восторгалась Зузанна.

Я накинула на сорочку мягкий халат.

– Наше то же самое делает. Просто не такое новое.

В кабинет доктора мы прошли в тапочках, которые нам разрешили оставить себе.

– Позвольте, я возьму ваши вещи, – обратилась ко мне медсестра в гофрированной шапочке.

Она попыталась взять у меня одежду с сумочкой, но я не отдала.

– Спасибо, я сама подержу.

Медсестра помогла мне подняться по небольшой деревянной лесенке и сесть на стол для обследования. Подо мной зашуршала бумажная салфетка.

Доктор Говард Раск, добродушный симпатичный мужчина с копной седых волос, показал мне металлическую коробочку размером с ладонь и спросил:

– Вы даете согласие на то, чтобы я записывал результаты обследования? Это сэкономит мне время.

Доктор спрашивает разрешение у больного? Это что-то новенькое.

Я кивнула, и доктор начал говорить в коробочку, как в микрофон:

– Пациентка миссис Баковски, тридцать пять лет, белая, польско-немецкого происхождения. Операции проводились в концентрационном лагере Равенсбрюк под Фюрстенбергом, Германия, в течение одна тысяча сорок второго года. У пациентки наблюдается снижение мускульной деятельности левой икры, вызванное внедрением чужеродных элементов.

Врач поместил мой снимок в негатоскоп и включил лампочку.

Зузанна повернулась ко мне, от удивления у нее даже челюсть отвисла. У них тут в каждом смотровом кабинете было такое оборудование. А у нас в больнице всего один негатоскоп на всех.

На снимке были видны посторонние предметы у меня в икре. Было очень странно видеть их во всех подробностях. Мне приходилось разглядывать много рентгеновских снимков, но с таким четким еще никогда не сталкивалась. Эта картинка оживила в моей памяти операционную в Равенсбрюке. Я увидела ее как наяву. Доктор Гебхардт. Доктор Оберхойзер.

Врач вставил в негатоскоп следующий снимок, и я начала потеть.

– Большеберцовая кость уменьшилась на шесть сантиметров, результат – анталгическая походка. Наблюдается сеть невром, она частично является источником локализованной невралгии, которой страдает миссис Баковски. Запланировано лечение в следующем порядке: для улучшения кровотока и снижения боли – процедуры по извлечению чужеродных предметов, удаление невром и восстановительная пластическая хирургия. Рекомендуется: ортопедическое протезирование, обезболивающее по мере необходимости, обычная послеоперационная оценка психического состояния пациентки.

К тому времени, когда доктор Раск отключил свой записывающий прибор, я с трудом могла дышать. Мне хотелось кое-что уточнить.

– Какие-нибудь вопросы, миссис Баковски?

– После операции нога так и будет болеть?

– Стопроцентной гарантии я дать не могу. Есть вероятность того, что боль вы еще будете ощущать, но она станет гораздо слабее, чем сейчас. И ваша походка улучшится.

– Больше вопросов нет. Спасибо, доктор.

Я спустилась со стола, мне не терпелось скорее убежать из этого увешанного рентгеновскими снимками кабинета.

– Кроме этого, мы планируем провести послеоперационное тестирование вашего психического состояния.

– Я не сумасшедшая, доктор.

– Это стандартная процедура. Девушки Хиросимы нашли ее полезной. – Врач помог Зузанне забраться на стол. – На этом – все. Ночь проведете у нас, утром и начнем. Для регистрации можете подождать здесь или в приемной.

– Операция уже завтра? – удивилась я.

– Чем быстрее мы приступим, тем скорее вы начнете восстанавливаться.

«Восстанавливаться? – Я вспомнила лазарет в Равенсбрюке. – Неужели мне снова предстоит пройти через это?»

Доктор Раск занялся Зузанной, и я вышла из кабинета.

У меня началась паранойя. Я терзала себя вопросами: насколько болезненной будет операция? Придется ли потом лежать в гипсе и сколько дней?

Переодевшись, прошла по лабиринту коридоров и выскользнула на улицу через волшебные двери.

«Не будет никакой операции, – решила я про себя. – Меня очень даже устраивает моя анталгическая походка. Так что спасибо, но нет».

На улице я сразу стянула с руки больничный браслет и закинула его в урну. Так хорошо было побродить по людному Нью-Йорку без всяких опознавательных браслетов.

На переходе загорелась надпись: «СТОЙТЕ».

Я остановилась на тротуаре, но все остальные пошли через дорогу.

Гуляла и разглядывала разные фасоны шляп в витринах, пока не разболелась нога, а потом вернулась в приемный покой Маунт-Синай, села на диванчик и стала просматривать журналы – это мое любимое дело во время визитов к врачам. Особенно если журналы американские. Полистала «Сатэрдей ревью». Наткнулась на рекламу нового фильма «Дневник Анны Франк». На фотографии красивая актриса в крестьянской юбке с бретелями сидела, закинув ногу на ногу, и улыбалась. Так американцы представляли себе Анну Франк.

А потом мое внимание привлек заголовок: «THE LAPINS ARE COMING»[45]. Автор – Норман Казинс. «Лапин» по-французски – «кролик», но звучит все-таки намного лучше. И написана статья была очень хорошо.

«На сегодняшний день около трехсот читателей „Сатэрдей ревью“ пожертвовали приблизительно шесть тысяч долларов… Но главное, конечно же, их ждет впереди…»

Я думала о том, какие американцы щедрые и отзывчивые люди, о том, как они к нам великодушны. И тут вдруг рядом со мной появились Кэролайн с Зузанной.

– Кася, где ты пропадала? – спросила Кэролайн. – Мы тебя вызывали по внутренней связи.

– Захотелось подышать свежим воздухом. Ну что, теперь можно уходить?

– Куда? – Мне показалось, что Кэролайн едва не падает от усталости. – Тебя ждут у стойки регистрации. Где твой браслет?

– Я передумала…

– Ты хоть понимаешь, сколько сил положено на то, чтобы вы здесь оказались? Доктор Раск – один из лучших хирургов Америки.

У Кэролайн, пока она говорила, перышко на шляпке начало дрожать.