Поднять гроб, оттащить и погрузить в катафалк – похоже, все, кроме меня, инстинктивно знали, куда идти, что делать и по какому сигналу, я же повторял за отцом. Снова в машину.

– Ты не захватил с собой эти свои таблетки? – прошептал мне на ухо Леон, пока наши родители обсуждали, как поступить с цветами.

– Не-а, – ответил я.

– Дома?

– Ага. Вернемся – дам.

– Спасибо. – Казалось, Леон хочет что-то добавить, но он лишь кивнул и отвернулся к окну. На плече его пиджака осталась острая вмятина от края гроба.

И наконец крематорий, декорированный под часовню: блестящие деревянные скамьи, изящные арки, чистый свет, все идеально выверено и окутано состраданием. Негромко звучит Скарлатти. Снова речи. Фил плачет, закрыв глаза и прижав палец к губам.

Хьюго с досадой оглядывается на меня, растянувшегося на полу в кабинете, и говорит, поправив пальцем очки: Тоби, если ты намерен просто играть в телефон, то лучше иди к себе, ты нас отвлекаешь.

Весь день я готовился к главной минуте: в стене откроется широкий проем, гроб медленно поползет в темноту, за ним с тяжелым лязгом закроется дверь, и глухо загудит пламя. Я даже видел это во сне. Но вместо этого огни над гробом постепенно погасли, точно в зрительном зале, и вдоль проема скользнула портьера, скрывая гроб. Все глубоко вздохнули, заоборачивались друг к другу, забормотали, принялись подниматься со скамей, застегивать пальто.

Я же окаменел в ожидании, когда портьера снова откроется, но мать взяла меня под руку и потянула к двери. Подожди, чуть было не выпалил я, постой, мы еще не… Ведь это самый важный момент, ради этого и были костюмы, гимны, рукопожатия, ритуалы, ради этого момента все и затевалось, разве не так? Куда же делся гроб? Но сказать я ничего не успел: мать повела меня по проходу к двери.

Сюзанна ждала на парковке, прислонясь к стене часовни, Зак и Салли носились друг за другом кругами под моросившим дождем. Зак где-то подобрал выпавшую из букета лилию и хлестал ею Салли, она заливалась истерическим смехом.

– Они захотели пойти, – пояснила Сюзанна, – уж не знаю, правильно ли я поступила. Подумала, раз хотят, то и ладно, а если расшалятся, родители Тома увезут их домой. Но на саму кремацию, конечно же, не пустила.

– Там не было ничего страшного, – ответил я, снова и снова проигрывая в голове, как за гробом смиренно сомкнулся занавес, конец, езжайте домой. – Мы не видели, как гроб уезжает в пламя, ничего такого.

На открытом пространстве кладбища ветру было где разгуляться, и он, разогнавшись по парковке, врезался в нас, точно твердый предмет. Где-то в этом сероватом здании Хьюго сейчас сгорает дотла. Удивленная морщинка на его лбу, мимолетная улыбка.

– Да? Я думала, нам это покажут. – Она стянула на шее воротник пальто. – Ладно, все равно им надо побегать. А то Зак уже весь извертелся.

– По-моему, раньше с кремацией было иначе. Мы же вроде бы видели, как бабушкин гроб отправляют в огонь. И дедушкин тоже.

– Бабушку с дедушкой не кремировали, – сказала Сюзанна. – Их похоронили вон там, – и кивнула на ряды надгробий, тянувшиеся насколько хватало глаз. – Неужели ты этого не помнишь?

– Да, точно, – спохватился я.

– Будь проклят этот год, – неожиданно сказала Сюзанна, сунула руки в карманы пальто и направилась к детям.

Поминки устроили в Доме с плющом. Я ожидал их со страхом – толпа гостей, шум, бессмысленная болтовня, – на деле же испытал такое облегчение, очутившись дома, что едва не рухнул прямо в прихожей. Поднялся в свою комнату, принял очередной ксанакс, сел, прислонившись лбом к прохладной стене, и просидел так довольно долго.

Когда же наконец спустился в гостиную, там было не протолкнуться. Я отправился искать Леона (захватил для него пару таблеток), но он рассказывал в уголке старикам какую-то историю. Мать и тетушки раздавали бокалы с вином, которые брались словно из ниоткуда, вместе с блюдами затейливых канапе: миниатюрные бриоши, какие-то невероятные ингредиенты и искусные украшения из зелени. Зак обнаружил на боковом столике оставленные без присмотра сэндвичи, облизывал их и клал обратно на тарелку.

– Тоби! – окликнула мать, и я застыл на пороге, гадая, как быть. – У меня заканчивается белое вино. Будь добр, принеси еще пару бутылок.

В углу кухни уже выстроилась целая батарея пустых бутылок. У стола отец снимал пищевую пленку с очередного широченного блюда аппетитных канапе.

– Надо же, сколько пришло народу, – повторил я слова, которые все говорили друг другу в церкви.

Отец на меня даже не взглянул, но сказал:

– И едва ли не каждый второй спрашивает, курил ли Хьюго, я уже сбился со счета. “А он курил?” “Я думал, он курил”. Разумеется, он не курил, по крайней мере, последние двадцать лет, а если бы даже и курил, какая разница? Этот тип рака никак не связан с курением. Это просто… просто случайность. Хьюго ужасно не повезло, вытянул несчастливый жребий. Но некоторым очень хочется верить, что если с кем-то что-то стряслось, значит, он получил по заслугам. Им в голову не придет, что рак бывает и у некурящих.

На блюде было слишком много канапе, и без пленки они посыпались на стол. Отец попытался их собрать.

– Взять хотя бы Мириам. Сколько лет она знала Хьюго, тридцать? А она ведь родственница, не просто знакомая. И тем не менее последние несколько месяцев талдычит, что в красном мясе и переработанных продуктах токсины, если каждое утро заниматься йогой, доживешь до ста лет, уж не знаю, что она себе думает, но я уже не в силах находиться с ней в одном помещении.

У отца дрожали руки, сэндвичи все падали и падали, и он неуклюже их подбирал.

– Давай я, – предложил я.

Он словно не услышал.

– И еще эти детективы. Ты не знаешь, что у них на уме? Что они намерены рассказать журналистам?

– Понятия не имею. Я их не видел, – ответил я.

– Если история выплывет наружу, те же самые люди, которые сегодня донимали меня расспросами насчет курения, решат, что раком он заболел, потому что убил того парнишку. Мол, это кара Господня, или карма, или негативные мозговые волны, вызванные чувством вины, или… хотя, скорее всего, они и задумываться не станут, просто сделают какой-нибудь тупой самодовольный вывод. И ничто в мире их не переубедит. Хьюго уже без разницы, но меня это бесит… – Сэндвичи снова упали на стол. – И это еще тут…

Я собрал канапе и разложил на блюде. Отец прислонился к раковине и потер лицо ладонями. Верил ли он, что Хьюго и правда это сделал? Я не отваживался спросить.

– Я повторяю себе: могло быть гораздо хуже, – продолжал он. – Ты тоже не забывай об этом. Хьюго, конечно, адски не повезло, но могло быть и хуже. Доктора нас пугали деменцией, болями, судорогами, недержанием, параличом. А ему удалось всего этого избежать. Равно как и тюрьмы, – отец прижал пальцы к глазам, – учитывая последние события.