– Сейчас самое время рыдать, ты, кусок дерьма. Что, по-твоему, нам со всем этим делать?

– Я не знаю.

С отвращением отвернувшись от него, она подняла цепочку Роу. Та была липкой от крови, но она тщательно, хоть и довольно рассеянно, оттерла ее рукавом рубашки, зажав сапфир в кулаке. В первую очередь, камень вовсе не должен был оказаться у Роу; он ему не принадлежал. Роу заполучил его обманом. Ее взгляд снова упал на тело Джонатана, и она почувствовала, как текут по щекам слезы, не только по нему, но и по всему Городу, прогнившему настолько, что стало возможным то, что случилось здесь. Она склонилась к телу Джонатана, ласково убрала прядь волос с его лба. Столько лет она берегла его от беды, и вот как все закончилось. Но где-то глубоко внутри мелькала растерянность, ведь несмотря на этот кошмар – Роу пропал, тело Джонатана лежит на полу – она ощущала какую-то неправильность. Все должно было кончиться совсем не так. Где-то рядом, почти на виду, таился другой исход: да, Джонатан умер, но тела она не видела. Ей удалось сбежать и исчезнуть, оставив Роу и Гэвина – предателей Города – разбираться с тем, что осталось… но, когда она пыталась сосредоточиться на этой картине, та расплывалась, словно подернутая дымкой. Она не сбежала; она по-прежнему была здесь, и, вспомнив об этом, Кэти почувствовала, как ответственность падает ей на плечи тяжелой мантией.

– Гэвин. Поднимайся.

Он с ужасом взглянул на нее. Ему всего лишь двадцать, мелькнула мысль, и Кэти удивилась, что этот возраст, когда-то казавшийся чуть не древностью, на самом деле был сопливым детством. В этот момент она подумала, что отчасти ей даже жаль Роу, такого же молодого и глупого, как и все они.

– Подними свой зад.

Гэвин вскочил на ноги, и Кэти поняла, что он боится ее.

Вот и славно.

– Ты помог разрушить этот город, Гэвин.

Он тяжело сглотнул, невольно кинув взгляд на тело Джонатана, и Кэти кивнула, догадавшись, о чем он подумал.

– Нет места Тирам, сказал ты. Ну, так я – не Тир, и ты – тоже. И Лир, Хоуэлл, Морган и Ален. Вы помогли Роу все разрушить. Теперь поможете мне все исправить. Понял?

Гэвин отчаянно закивал. Его пальцы потянулись ко лбу, словно он хотел перекреститься. Но в последний момент рука, дрогнув, опустилась, и он застыл в смущении.

«Ждет инструкций», – с презрением подумала Кэти. Ну, Гэвину всегда нужно было говорить, что делать. Она закончила очищать цепочку Роу от крови, хоть и пришлось плевать на рукав, чтобы оттереть засохшие пятна, и отполировала до блеска. Сперва Кэти решила надеть ее на шею, но в последний момент передумала, сама не зная, почему: какой-то глубинный страх, кричащий об осторожности, шепчущий о призраках…

После недолгого раздумья она убрала сапфир в карман. За последующие годы Кейтлин Тир не раз вспомнит об этом камне и иногда будет доставать его и подолгу рассматривать. Раз или два ей даже захочется его надеть. Но она этого так никогда и не сделает.

* * *

Келси проснулась в светлой, залитой солнцем комнате.

Не в своей спальне в Цитадели; она никогда раньше здесь не была. В маленькой, но опрятной комнатке с выкрашенными в белый стенами, стоял письменный стол, стул и две книжные полки, забитые книгами. Свет струился из широкого застекленного окна над столом. Немного поворочавшись, Келси удалось выяснить, что она лежит на узкой односпальной кровати.

«Моя комната».

Мысль возникла из ниоткуда, из дальнего уголка мозга, который, казалось, еще не до конца проснулся.

Келси села, откинув покрывало, и спустила ноги на пол. Простыни, подушки, полы… все в этой комнате поражало чистотой. Он так привыкла к Цитадели, где полы все время затаптывались грязными сапогами, и ни у кого не было времени постоянно драить их.

Но кто-то определенно отдраил эту комнату.

«Это я», – мелькнула мысль. И снова мысль показалась чужой и странной, как и пришедшее за ней воспоминание: она метет пол старой, удобной метлой.

«Что произошло? – задумалась она. – Чем все закончилось?»

– Келси! Завтрак!

От звука голоса она вздрогнула. Голос был женский

– мамин —

но звучал приглушенно, словно с другого этажа.

Келси вскочила с кровати и тут же ощутила, как на нее нахлынуло ощущение привычности, затопившее сознание. Она жила в этой комнате с самого детства. Там был шкаф, где хранилась ее одежда: несколько платьев для особых случаев и целая куча удобных брюк и свитеров. Тут стоял ее стол с ее книгами. Она остановилась у книжной полки, разглядывая корешки с названиями. Некоторые из этих книг были ей знакомы – их она вытащила и пролистала, вздохнув с облегчением, когда под обложками обнаружились еще и слова – вот Толкин, вот Фолкнер, вот Кристи, Моррисон, Этвуд, Вулф, но изданий она не знала. Все книги были в хорошем состоянии, их явно берегли. Она помнила эти книги, даже их корешки. Некоторые из них были в числе ее любимых с самого детства.

– Келси!

Теперь голос звучал ближе, и она с легкой паникой посмотрела на дверь. В голове стало пусто.

«Меня зовут Келси, – сказала она себе. – Уж это-то я знаю. Мое имя не изменилось».

Она кинулась к шкафу и поспешно натянула штаны и голубой свитер. На полу шкафа высилась гора пустых коробок, и Келси несколько секунд разглядывала ее, пока не вспомнила: ну, конечно! Она готовилась к переезду, но куда? В мозгу, похоже, образовались дыры, поглотившие какую-то часть ее жизни. Она должна была упаковывать свои пожитки, но вот уже пару недель тянула время, не желая потом искать какую-нибудь понадобившуюся вещь по всем коробкам.

Одевшись, Келси открыла дверь спальни так осторожно, словно боялась, что за ней притаился дракон. Перед ее глазами предстал короткий коридор с парой закрытых дверей, а чуть дальше, спускающаяся вниз лестница. На стене у лестницы висело длинное, почти до пола, зеркало в простой деревянной раме. До нее донесся запах яичницы.

– Келси Рэйли, спускайся сию же минуту! Ты опоздаешь на работу!

– Рэйли, – шепнула она себе под нос. Все ясно. Здесь она не была Глинн, ведь не было Барти и Карлин, и ее никто не удочерял; она прожила всю свою жизнь в этом самом доме, но теперь ей это надоело, надоело, что мама будит ее по утрам, надоело, что мама всегда в курсе всех ее дел. Она любила свою мать, но иногда та сводила ее с ума. Келси хотелось иметь свой собственный угол. Потому-то она и съезжала.

Она направилась к лестнице, еще не совсем проснувшись, но взгляд, брошенный в зеркало, заставил ее замереть.

На нее смотрело ее собственное лицо.

Прижав руку к гладкой зеркальной поверхности, она жадно вглядывалась в знакомые черты. Она видела девушку девятнадцати лет, с круглым добродушным лицом и ярко-зелеными глазами. Отступив на шаг назад, она смогла разглядеть и крепкую, упитанную фигуру. Она больше не была похожа на Лили, ее внешность не была ни красивой, ни броской… и все же Келси могла бы разглядывать себя вечность.