сны сбывалось в точности. Никто не может изменить судьбу. А те, кто будет пытаться, лишь ускорят неизбежное. Отдаленное будущее стало темнее, и в нем не было ни следа Люпана Лефрана.

Быки приподняли головы.

А потом снова задремали.

Славские стрельцы прижимали пехоту франков, пока готские джагернауты в самодельных серводоспехах раскатывали их тонким слоем по брусчатке. С обоих сторон подтягивались и другие гарнизоны. Коридор сужался все быстрее.

— Где сеньор?

— Держать строй!

— Что говорит цитадель?

На улицу выехал древний тенебрийский танк. Под него, с отчаянным криком бросился франкский пехотинец со связкой гранат. Совсем мальчишка, он знал, что их кавалерию уже пустили на металлолом и обменивал жизнь на пару лишних мгновений для Лефрана.

Танк вздрогнул и застыл.

— Мартен приказывает держаться! Что-то случилось с Люпаном!

— За свободную Лонгу! Стоять!

Шли минуты. Каждая была дорога как жизнь и так же быстротечна. Кровь лилась по сказочным улицам и пахло от нее не медью, а сталью и порохом. Прошло полчаса. Час. Верхущка цитадели Фран сияла как факел. Расстояние между спинами франков уменьшалось. Сорок метров. Двадцать. Десять.

— Коридора нет.

— Коридор пропал.

— Подтверждаю. Это конец.

— Взорвем ее! Пусть все горят за то, что сотворили!

В голосе сержанта Люмье звучал гнев и слезы. Его поддержала половина группы захвата. Другая половина промолчала.

— Вижу вертолеты. Тощетелые. Целый клин, машин тридцать. Будут здесь через несколько минут.

— Надо взрывать! Она же прямо здесь. Отомстите за него!

— Нет! — зазвучали рации. Голос был незнаком людям. — Вы не знаете меня, но я знаю кто вы. Люди чести, которые следуют приказам. Люпан не хотел использовать бомбу против Побережья, вы все слышали его наставления. Теперь. Эта битва проиграна. Но не война. Найдутся те, кто поднимет знамя свободы. А вы — спасайтесь. Уходите. Немос велик, в нем все еще можно затеряться. Когда придет час вас соберут и дадут новую цель. Она будет за горами. Горами тощетелых трупов. Или так, или можете бессмысленно погибнуть тут все до последнего. Выбор за вами.

Вертолеты приближались.

* * *

— Иногда мне страшно смотреть в твои глаза, — сказала Мария, поднимаясь с постели. — Так страшно, что хочется уйти.

Люпан смотрел на ее прекрасные ягодицы полуприкрытые русыми волосами. Затем отвернулся, и взглянул на часы. Без минуты час. Ночь была темной и безлунной. Океан фосфоресцировал, по его поверхности расходились сложные геометрические фигуры.

— Кукушка, кукушка, когда я умру? — спросил Люпан.

— Ку-ку, — ответила та, выпрыгнув из окошечка.

Стрелки дернулись и замерли.

— Так быстро.

Мария хихикнула и взяла из буфета пряник.

— Спроси ее в полдень для лучшего результата.

Она села на банкетку и принялась поедать сладость.

— После этого у меня нет никакой воли. Обязательно нужно что-то скушать. Ужасно. Ты хороший любовник, но портишь мне фигуру.

Люпан промолчал, не сводя взгляда со стрелок.

— Ты хочешь уйти? Может останешься на ночь? Я знаю, что у нас уговор, но твои побеги — обижают.

— Иногда мне кажется, что я отдал бы все, только бы никуда не уходить. Прожил бы жизнь заново, стал кем-то другим. Но прошлое незыблимо. Его не изменить.

— Послушай, все, может быть, не так плохо, как кажется. Сны — это только сны. Предсказание волков — не истинны. Никто не может видеть будущее, это невозможно.

Люпан перекатился к краю перины и свесил ноги.

— Я знаю. Думаешь, я настолько впечатлителен и глуп, что слушаю только Мерелин. Нет, я слушаю тощетелых. Они — мои учителя. Я читаю их книги, и сравниваю тексты с реальным положением вещей. Поверь, нет смысла сомневаться в том, что Лонга достанется им. Однако, даже не это пугает меня достаточно, чтобы сопротивляться. Чего я боюсь, так это их неприязни к Аквитаникам. Каждый тенебрийский труд пронизан страхом, и жаждой конкуренции с богами. Ты не представляешь, насколько это напоминает безумие уже сейчас. Маниакальность. Одержимость. Даже любовные романы, какие-то отвлеченные научные исследования, везде, — ты слышишь меня? — везде найдется тень Аквитании.

Люпан провел ладонью по лицу.

— Теребрийцы нападут на них. Когда-нибудь — обязательно нападут. Ужас доведет тощих до безумия. И что будет когда боги разгневаются? Что ждет нас всех? Где гарантия, что слуг не уничтожат вместе с хозяевами?

— Люп…

— Каждого, Мариша. Каждого!

— Люпан, прошу тебя…

— Времена бурь померкнут перед тем, что ждет наши дома!

Девушка подбежала к Лефрану, но тот увернулся от объятий и быстрым шагом пошел к окну.

— Взгляни на него. Океан велик. Могуч. Беспощаден. Но даже он — может быть укрощён. Кто усыпил его? Кто приструнил Шторм, злейшее наказание человечества? Если это Аквитаники, их мощь не осмысляема, их могущество неподконтрольно! А теперь представь, что Тенебрия накопит достаточно, — как им кажется! — сил и оружия, построит сотни тысяч судных ракет, поставит под ружье каждого жителя Гарзоны, Лонги, Немоса и даже собственного царства Великих Стен. Она пустит эти ракеты разом. Небо станет железным и огненным! И тогда Аквитания просто моргнет. А потом моргнет еще раз. И тишина. Пустота. Ничто.

Мария смаргивала слезы.

— А если у тенебрийцев получиться? — спросила она. — Что тогда?

Люпан подошел к буфету и доел остатки пряника.

— Возможно Шторм снова пробудиться и тогда нам несдобровать. Или же мир станет одним целым под знаменами тощетелых. И тогда великий Донебесный сможет устало закрыть всевидящие очи.

П полу пробежала крохотная мышка. Глупое мышиное дитя. Мария смотрела на нее, бледнея на глазах. Зверек коснулся пятки Лефрана, а потом бросился на пряничную крошку.

— Все, что мы можем, — прошептал Лефран, — бороться. Нельзя быть простыми наблюдателями. Тенебрийцы хотят переродиться в стихию, пока мы остаемся камнями, и я сделаю все, чтобы помешать им. Это будет очень недобрая стихия. Второй Шторм нам ни к чему. Ты несогласна?

Мышонок доел сладкие объедки и рыскнул в темноту.

— Как влюбленная женщина, я приму любые твои рассуждения, — мрачно произнесла Мария. — Но княжеская дочь во мне говорит, что ты представляешь угрозу для устоявшегося порядка.

— И ты туда же…

— Помолчи и дай мне договорить! Где эта проклятая мышь? Почему ты ее не убил?

— Потому что она красива. Нельзя убивать красоту.

— Ты психопат, Лефран. У тебя опять этот взгляд сумасшедшего. Бросить бы тебя в темницу, прямо сейчас! Но тебе везет, что любящая женщина во мне — сильнее княжеской дочери.

В ту ночь Люпан изменил себе и не покинул хоромы до утра. Он дал своей неумной воинственности превратиться во что-то созидательное и приятное.

Мунза покинула черный небосвод.

Солнце — взошло.

— Ты столько наговорил, — провожал его слабый голос Марии. — Усни я этой ночью