5 января десантники начали методичную зачистку большой деревни. Начались уличные бои, в ход пошли гранаты и штыки. Укрывшиеся в подвалах бельгийцы, боявшиеся, что с лестницы вниз бросят гранату, кричали, что они мирные жители. Многие из деревенских искали убежища в семинарии, условия там были ужасающими из-за дизентерии, а люди сходили с ума от обстрелов. В течение дня учебная танковая дивизия еще несколько раз контратаковала, на этот раз при поддержке четырех «Тигров», но с наступлением ночи последние немецкие позиции были ликвидированы. Батальон, потерявший семь офицеров и 182 солдата, был переведен в резерв. Его сменил 5-й батальон пехотно-планерного полка, а 23-й гусарский кавалерийский полк пришел на смену Файфширскому и Форфарширскому йоменскому.

Местным, пока шла битва, пришлось отсиживаться в своих темных подвалах. Ивонна Лувьё, которой тогда было четырнадцать, вспоминала, как мать велела им, детям, прижиматься друг к другу – если умирать, так всем вместе {906}. Через три дня, когда из еды остались только яблоки, они наконец смогли подняться наверх. Они обнаружили, что диван залит кровью одного из раненых. Сама деревня была на 70 процентов разрушена, почти весь скот погиб. Телефонные столбы были разбиты, а провода и электрические кабели опасно болтались над почерневшим снегом. Вокруг были разбросаны оторванные взрывом руки и ноги. Зловещее совпадение: пока шел бой, родилось двое детей, а двое жителей деревни были убиты. Другие погибли позже, наступив на мины, оставшиеся после боя.

Одна семья вернулась в свой дом и обнаружила то, что на первый взгляд показалось им голым человеческим трупом, он свисал с потолка гостиной. При ближайшем рассмотрении они увидели, что это была туша их свиньи, которую немцы начали разделывать, но им, видимо, помешало появление союзников. Этой семье повезло больше, чем остальным, которым пришлось отдать весь свой скот, окорока и заготовки на зиму голодным немцам, а лошадей и фураж – в армию вермахта. Еды было так мало, что большой бык, единственный, который выжил, был забит, чтобы накормить деревню. Посмотреть на это собрались все, даже дети.

Похоже, нетерпение и оптимизм все же взяли верх в штабе 12-й группы армий, возможно, потому, что генерал Брэдли не мог дождаться, когда наконец встретятся 1-я и 3-я армии. С этого момента 1-я армия должна была вернуться под его начало. Но 6 января офицер Ходжеса написал в штабном дневнике: «…штаб счел смехотворным предположение генерала Зиберта, начальника разведки 12-й группы армий, будто все должны быть готовы к “скорому и неминуемому разгрому Германии”» {907}. Даже «Джо-молния» Коллинз счел это высказывание «довольно нелепым». Уже на следующий день Брэдли позвонил Паттону и заявил, что немцы выводят всю бронетехнику и войска из Бастоньского «котла». Но, по словам штабистов Паттона, офицеры разведки всех дивизий и корпусов «заявляли, что никаких доказательств этому нет и на самом деле 6-я бронетанковая дивизия столкнулась с сильнейшей контратакой, предпринятой против них в ходе нынешней кампании»[63] {908}.

Наступление британцев дало немцам повод отступить с боями от деревни Жемель. Сержант Джордж О. Сэнфорд из парашютно-десантного полка попал в плен в деревне Он, бывшей неподалеку. Двое немецких пехотинцев отвели его в лес и застрелили. В Форьере, когда немцы, решив сдаться, вышли из леса, держа руки за головой, два британских броневика, стоявшие у станции, открыли огонь и всех расстреляли. Один из местных жителей заметил: «Несомненно, тяжелые бои в Бюре побудили этих англичан действовать подобным образом» {909}. Бельгийцы ожидали, что британцы будут вести себя лучше, чем бойцы из других стран, и были шокированы, став свидетелями подобных действий. Одна женщина, увидев, как британский десантник снимает часы с руки мертвого немца, заметила: «У них определенно нет этой пресловутой английской выдержки» {910}.

В понедельник 8 января в деревне Жемель сестра Алексия Брюйер записала в своем дневнике: «В 09.30 мы увидели, как немцы уходят, держась поближе к стенам, с вещмешками за спиной, и идут к мосту, в направлении железнодорожной станции. Они были в белых штанах (шел снег), в накидке вроде бурнуса и в чем-то похожем на тюрбан. Можно было подумать, что это настоящие арабы» {911}.

Начали возвращаться беженцы со своими пожитками, наваленными на ручные тележки. В Рошфоре одна семья вошла в свой дом и, услышав какие-то звуки за тяжелой мебелью, решила, что в их отсутствие крысы или мыши устроили там гнездо. Но, передвинув мебель, они увидели немецкого солдата. Он сжался в комок, дрожал от страха и умолял не выдавать его. Он был австрийским дезертиром. Они заверили беглеца, что его отряд ушел и теперь он может сдаться союзникам.

В ночь с 5 на 6 января девяносто «ланкастеров» – штурмовиков Королевских ВВС – сровняли с землей городок Уффализ, стремясь заблокировать ключевые развязки, по которым двигались немецкие колонны снабжения и шла эвакуация немецких войск. Этот участок оставался непроходимым три дня. (Генерал Паттон, который, возможно к сожалению, был склонен к стихотворству, стал автором следующих строк: «О Уффализ, ты мил и тих, / И сон твой нерушим, / А в небесах твоих летит / Аэропланов клин, / Но в тьме разбитых улиц / Не проблеснут лучи, / Дни грез твоих и слез твоих / Разорваны в ночи» {912}.)

Отчасти из-за бомбежки Уффализа 116-я танковая дивизия обнаружила, что по мере их постепенного отхода, когда они проходили лишь два километра в день, дороги становятся все более загруженными. Отступали преимущественно днем, но истребители налетали редко – из-за погоды, которая до 10 января почти все время была пасмурной.

«Сопротивление никогда не прекращалось, – писал офицер 83-й пехотной дивизии, стоящей к востоку от Мане, – и жестокость, которой славились войска СС, мы почувствовали на себе. Взвод пехотинцев из 2-го батальона 331-го полка застрял в открытом поле, пробираясь по пояс в снегу. Под градом интенсивного огня они могли лишь глубже зарыться в снег. Одних убили, других ранили. Когда стрельба наконец прекратилась, сержант взвода поднял голову и увидел двух приближающихся немцев. Те пинали каждого распростертого пехотинца и, если кто-то стонал, стреляли в голову. Обшарив карманы жертв, немцы ушли. Когда стемнело, сержант, едва державшийся на ногах, замерзший и шокированный почти до потери сознания, вернулся в безопасное место. Из 27 человек во взводе он был единственным, кто выжил. Его тоже пинали, но он притворился мертвым» {913}.