Кельдерек подумал также о своем добровольном целомудрии в Бекле, о полном своем безразличии и к окружавшей его роскоши, и к внешнему великолепию царствования, о своем постоянном ощущении, что он еще не постиг некую высшую истину. Великая тайна, сокровенная в Шардике, тайна жизни, так и не познанная Кельдереком, была не вымыслом, не плодом его воображения. Он не смешивал ее со своей неосознанной любовью к Мелатисе. Однако (и тут Кельдерек нахмурился, недоуменно и неуверенно) между этой тайной и этой любовью явно существовала какая-то непостижимая связь. Возможно, с помощью второй он в конце концов сумел бы обрести первую.

Как и предупреждала тугинда, завоевание Беклы не имело никакого отношения к откровению Шардика, а лишь помешало поиску и прозрению божественной истины. Теперь, когда Шардик навсегда потерян, Кельдерек наконец очнулся, словно пьяный в канаве, и осознал всю непростительную глупость своих поступков, а прекрасная молодая жрица, некогда величественно стоявшая между пылающими жаровнями, превратилась в опозоренную беглянку, познавшую страх, мужскую похоть и насилие. Человеку на роду написано ошибаться и стыдиться своих ошибок, думал Кельдерек, находя, впрочем, известное утешение в мысли, что теперь и Мелатиса тоже несет это горькое наследие. Возможно, если ему как-нибудь удастся спасти жизнь ей и тугинде, он сможет все-таки вымолить у тугинды прощение, а потом уйти вместе с Мелатисой далеко-далеко и навсегда забыть самое имя Шардика, которого он оказался столь недостоин.

Услышав призывный оклик Мелатисы, Кельдерек вышел из комнаты и отомкнул дверь. Девушка сообщила, что Фаррас и Трильд — самые надежные из сторонников барона — изъявили готовность поговорить с ним сейчас же. Попросив Анкрея еще раз выступить в роли провожатого, Кельдерек двинулся через город.

Хотя он и был наслышан о Зерае, для него все же стали неожиданностью чудовищная грязь и разруха, угрюмые голодные лица, пристально смотревшие на чужака, смрадный запах нищеты, страха и жестокости, казалось поднимавшийся из самой почвы под ногами. У реки он прошел мимо исхудалых землисто-бледных мужиков, которые сидели или лежали на земле, равнодушно уставившись на бурлящую воду посередине потока и пустынный восточный берег. Он не увидел ни одной торговой лавки и ни одного человека, занятого какой-нибудь работой, если не считать дрожащего рахитичного мальчонки с корзиной, бродившего на отмели по колено в воде, наклоняясь и шаря рукой по дну, — в поисках чего, оставалось только гадать. По прибытии к месту назначения он уже не помнил подробностей увиденного по дороге, как человек по пробуждении не помнит подробностей сна; в памяти сохранилось лишь общее впечатление опасности, витавшей в воздухе, да тяжелые холодные взгляды, от которых хотелось спрятаться. По пути Кельдерек пару раз останавливался и пытался осмотреться по сторонам, но Анкрей, ничего не объясняя, давал понять, что лучше идти вперед без остановки.

Фаррас — высокий худой мужчина в рваной одежде, явно ему маловатой, и с дубинкой за поясом — сидел верхом на лавке, поставив на нее одну ногу, и настороженно смотрел на Кельдерека, поминутно промокая тряпицей гнойную язву на щеке.

— Мелатиса говорит, ты был ортельгийским королем Беклы.

— Это правда, но я не собираюсь притязать на власть здесь.

Смуглый, тощий и подвижный Трильд, стоявший вприслонку к подоконнику и лениво жевавший щепку, широко ухмыльнулся:

— Это хорошо, потому как власти здесь, почитай, нет.

Фаррас немного поколебался (как все люди, живущие к востоку от Врако, он предпочитал не задавать вопросов о прошлом), но потом пожал плечами с видом человека, решившего поскорее покончить с неприятным делом, и спросил:

— Тебя свергли?

— Я попался в руки йельдашейских солдат в Кебине. Они пощадили мою жизнь, но отправили за Врако.

— Солдаты Сантиля?

— Да.

— Они в Кебине?

— Были шесть дней назад.

— Почему тебя пощадили?

— Один из старших офицеров настоял. У него были свои причины.

— И ты решил направиться в Зерай?

— Я встретил в лесу ортельгийскую жрицу, в прошлом бывшую мне другом. Она искала… э-э… искала Бель-ка-Тразета. Сейчас она лежит больная в доме барона.

Фаррас кивнул. Трильд снова осклабился:

— Да мы оказались в знатном обществе, как я посмотрю.

— В худшем из всех возможных, — ответил Кельдерек. — Я хочу лишь спасти свою жизнь и жизнь жрицы — оказав вам помощь, возможно.

— Какую?

— Какую скажете. Йельдашейцы пообещали убить меня, попадись я снова к ним в руки. Если Сантиль примет предложение Бель-ка-Тразета и пришлет войско в Зерай, мне, скорее всего, несдобровать, если только вы не выговорите у них охранную грамоту для меня с разрешением покинуть провинцию. Такую вот сделку я надеюсь заключить с вами.

Фаррас подпер кулаком подбородок и уставился в пол, задумчиво хмурясь. Опять заговорил Трильд:

— Не надо нас переоценивать. Барон еще имел здесь какую-никакую власть, но без него порядка все меньше и меньше. Покамест мы в безопасности, но на этом дело и кончается. Вряд ли йельдашейцы станут считаться с нашими просьбами.

— Ты уже оказал нам добрую услугу, сообщив, что Сантиль сейчас в Кебине, — сказал Фаррас. — Ты, часом, не знаешь, дошло ли до него послание барона?

— Не знаю. Но если он полагает, что к востоку от Врако скрываются беглые работорговцы, вполне возможно, йельдашейские войска уже переправились через реку. Так или иначе, я бы посоветовал вам незамедлительно отправить к нему еще одного посыльного и постараться любой ценой сохранять порядок в городе, покуда не получите ответ.

— Если Сантиль в Кебине, — ответил Фаррас, — для нас — но не для тебя, боюсь, — самое лучшее отправиться туда самим вместе с Мелатисой и попросить у него разрешения уйти в Икет.

— Фаррас с самого начала сомневался, что Сантиль согласится прийти и занять Зерай, — сказал Трильд. — Теперь, когда барон помер, я тоже шибко сомневаюсь. При Бель-ка-Тразете город еще как-то мог заинтересовать Сантиля, а при нас нипочем не заинтересует. Нам и впрямь лучше поскорее сбежать отсюда и предстать перед икетцами в Кебине. Ты должен понимать наше положение. Мы даже не делаем вида, что поддерживаем закон и порядок. Человек в Зерае волен убивать и грабить до тех пор, покуда не становится настолько опасным, что нам спокойнее его прикончить, чем обходить стороной. Почти все здесь совершили в прошлом какое-нибудь тяжкое преступление. Если зерайские головорезы прознают, что мы пригласили икетских солдат прийти и взять город, они нас в клочья разорвут, мокрого места не оставят. Нет, нам не стоит и пытаться осуществить план барона.

— Но ведь в Зерае нет никакого богатства. Чего ради здесь убивают и грабят?

Трильд вскинул руки:

— Чего ради? Да ради еды, известное дело! В Зерае люди пухнут с голоду. Однажды барон вздернул двух дильгайцев, убивших и съевших ребенка. Здесь едят гусениц, варят суп из донных червей. Знаешь, что такое гилоны?