Эти письма составляют разительный контраст с письмами Цицерона, посланными за 150 лет до этого из Киликии. Для Цицерона провинция открывала возможность проявить военную доблесть и помечтать о славе Александра Македонского. Это был мир мужчин; во времена Республики женам наместников строго запрещалось сопровождать мужей в их заграничных миссиях. Цицерон обрисовывает ситуацию неопределенности и неорганизованности, которую он, при всем желании, в состоянии был только облегчить, но не исправить. Все это сочеталось с постоянной и примитивной эксплуатацией местного населения всевозможными римскими должностными лицами. К ним принадлежал и убийца Цезаря Брут, который, видимо, выборочно проявлял свои высокие политические принципы; к несчастным киприотам это как раз не относилось, и он беззастенчиво сдирал с них кредитную ставку в 48 %. Плиния, судя по всему, военные подвиги не вдохновляли, в провинции он был со своей женой, хотя, чем занималась в Вифинии молодая Кальпурния, остается только гадать. Его провинция была приведена в порядок, в ней применялись передовые финансовые инструменты и выявлялись случаи коррупции. В повестке наместника важное место занимало благоустройство, а разногласия решались при помощи прозрачных законных процедур.

Правда, не следует доходить в этом сопоставлении до крайности. Послания императору неизбежно отличались по тону от писем, подобных тем, что Цицерон отправлял близким друзьям и доверенным лицам, и производили другое впечатление. Кроме того, отчасти правовая база, на основе которой Плиний обустраивал свою провинцию, зародилась уже во времена Цицерона: ведь именно Помпей организовал эту новую провинцию после победы над давнишним врагом Рима Митридатом в 60-х гг. до н. э. Плиний неоднократно обращался к его установлениям (lex Pompeia, закон Помпея). В конце концов, Цицерон все же уделял внимание нарушениям в провинциальных городах. Так или иначе, с правления Августа начался новый этап в стиле управления провинциями, и корреспонденция Плиния красочно это передает.

И еще одно новшество: ясные указания, заранее полученные наместником. Плиний отбыл в Вифинию с четкими инструкциями от Траяна, и он точно знал, перед кем он должен отчитываться. Очевидно также, что император принимал решения по поводу провинциальных проблем, включая обсуждение незначительных подробностей по конкретным сооружениям в конкретных городах: республиканский сенат никогда не вникал настолько в дела периферии. Отдельные отчаянные наместники, конечно, могли увлечься возможностью стать маленькими автократами, принимая собственные решения, утверждая свои законы и купаясь в роскоши, действуя автономно от столицы. И не все они были до конца лояльны тому, кто восседал на троне. Но упорно вводилась новая практика подотчетности провинциальных правителей высшей власти в Риме. Как мы далее увидим, несмотря на расстояние в несколько недель пути, администрация во дворце находила способы отслеживать, чем были заняты посланцы императора на другом конце империи.

Это был новый мир «Рима вне Рима», и Плиний в нем может быть чудесным гидом. Его письма поднимают вопрос, насколько империя под властью императоров отличалась от империи времен Республики – как для управляемых, так и для правителей, как для победителей, так и для побежденных. Они указывают на более широкие проблемы, связанные с отношением официальной власти к христианам: в конечном счете эти проблемы переросли в серьезнейший конфликт, расколовший римский мир. Письма Плиния раскрывают суть многих важных деталей властной инфраструктуры в империи этого периода, от роли солдат в местных органах управления до организации общественного транспорта. Однако у Плиния были и свои «слепые пятна».

Плиний мало обращал внимания на любые формы оппозиции к римлянам или на возможности коммерческой деятельности в такой огромной империи. Не отразил он и культурные различия между своей провинцией и родными краями. Из его писем невозможно догадаться, что основной язык в его провинции – греческий, не латынь. В одном месте, правда, Траян высказался по поводу физической формы местных мужчин: «Гречата обожают гимнасии», – император имел в виду грекоговорящих провинциалов. Единственный раз Плиний задумался о культурном разнообразии своей страны при обсуждении странностей христиан, их «безмерного уродливого суеверия», когда он попытался вникнуть в их ритуалы и обряды.

Провинция Вифиния и Понт, как она официально называлась, была очень далека от Рима и отличалась фантастической, порой «экзотической» смесью греческих и разных местных традиций, на что обращали внимание и другие античные авторы. Сатирик Лукиан (притом, что сам он представлял собой гибрид культур: родным языком этого римского гражданина родом из Сирии был греческий) посвятил целую пародию необычному оракулу, который появился неожиданно в провинции спустя 50 лет после смерти Плиния. Оракул в виде змеи с человеческой головой был чрезвычайно популярен и привлекал представителей римской элиты, в том числе и Марка Аврелия. Лукиан высмеял оракула как рукотворную подделку, подробно описав устройство тряпичной куклы-змеи.

87. Статуя II в., искусно воплотившая бога-змею Гликона. В своей пародии на культ этого божества Лукиан со скепсисом рассказывает о серии трюков, которые оно демонстрирует доверчивой публике

Для современных историков крайне важно понять, как на просторах Римской империи обсуждались культурные различия и странности такого рода, насколько «римскими» становились «неримские» народности и как люди в провинциях соотносили свои традиции, религии, языки и, в некоторых местах, литературу с наследием Рима – и наоборот. Похоже, Плиния эти вопросы не интересовали ни капли.

Расширение границ империи при первом Августе неожиданно остановилось в 9 г., когда, решая задачу укрепления римских позиций в Германии, римский военачальник Публий Квинтилий Вар потерял почти целиком три легиона в битве в Тевтобургском лесу к северу от современного города Оснабрюк. Это поражение было сопоставимо в воображении римлян с катастрофой при Каннах во время войны с Ганнибалом, они рассказывали жуткие истории о том, как попавших в плен солдат варварски приносили в жертву и как сильный ветер и проливной дождь усугубили беду. Беспомощные римляне не могли стрелять из лука, метать дротики и даже воспользоваться промокшими щитами. Потери достигали 10 % состава римских вооруженных сил; останки некоторых из них и вьючных животных были не так давно найдены в районе Тевтобургского леса, включая черепа со следами глубоких травм головы. Победоносным противником римлян был предводитель восставших германцев Арминий («Герман-германец», как его теперь любовно именуют), служивший в римской армии. Вар ему доверял, считая его надежным другом. Арминий заманил Вара в засаду, сказав, что едет собирать ему подкрепление. Как и в других случаях, самое эффективное сопротивление оказали те германцы, которых римляне же и обучили.

Август намеревался расширить границы Римской империи за счет Восточной Германии, простиравшейся за Рейном. За последние 20 лет найдены следы этих устремлений во время раскопок наполовину построенного римского города возле Вальдгирма, примерно в 100 км от реки. Форум в центре уже был готов, с позолоченной статуей императора на коне. Закончено строительство города так и не было: после катастрофы Август отказался от дальнейших завоеваний, отвел войска на запад и, умирая, оставил указания не распространять империю дальше.