Он покачал головой.

– Бывает, тобой пролито слишком много слёз, чтобы вновь научиться любить… Вырванное сердце любить не может.

– Понимаю, – прошептала я тихо.

– Нет, золотко, – грустно усмехнулся Личи. – Ты не понимаешь. И, да будет судьба к тебе милостива, никогда этого не поймешь.

Повисло молчание; я чувствовала себя неловко, мне казалось, что стоит что-то сказать, но я никак не могла подобрать нужные слова.

– Прости, я… Я даже не знаю, что говорят в таких ситуациях, – неловко прошептала я. – Я неувязок, прости.

– Пфф, – насмешливо ответил он. – Согласись со мной, что она мразь, этого хватит.

Я молча кивнула. А Личи, помолчав, тихо проговорил:

– Как хотелось бы забыть ее, только вот… Она, уходя, пропахала в моей жизни такие борозды, что уже ничем не заровнять.

– Сто лет жизни… – догадавшись, проговорила я.

Личи, скривив губы, покачал головой; я поспешила исправиться:

– Да-да, не сто лет, я знаю, а количество жизненной энергии…

– Она забрала больше, – бросил он холодно.

– Больше? – удивленно проговорила я.

– Дзета, я мальчишкой сделал то, что взрослые крепкие мужики делать бояться… Выжил, и на том спасибо. Но крылья себе подрезал очень здорово. Только пережитое совершеннолетие – не лучшее время, чтобы баловаться такими тяжелыми штуками. Дорого расплачиваться пришлось…

– Все те способности, что проявляются с совершеннолетием, – осенило меня.

– Да, – проговорил он, поджав губы. – И по ним ударило, отбросив назад на десятки лет.

– И… теперь они восстановились?

– Только часть. А часть, возможно, не восстановится уже никогда, – почти философски бросил он.

– Жаль, – проговорила я. – А что именно за способности?

– Много всяких полезных штук, – хмыкнул он. – К примеру, только входила в силу магия "Статис"…

– Статис? – удивленно переспросила я, припомнив, как у башни Кондор использовал это заклинание.

– Читай "заморозка", – пояснил Личи, неправильно трактовав мое удивление. – Никак не хочет толком восстанавливаться. Работает раз через раз, в новолуние после четвергового ливня, под удары шаманского бубна лицом на восток… И то слабо. Жаль, конечно, полезная штука.

– А телепортация? – подумав, спросила я.

– Как видишь, мы не телепортируемся, – хмыкнув, развел руками Личи.

Я вздохнула.

– Я все отдал той, кому нельзя было доверять…

Он замолчал. Молчал долго. А потом проговорил:

– Эх, все бы не было так паршиво… Надо было хотя бы тогда угомониться уже и сидеть ровно. Залечь на дно, зализывать раны и не усугублять. Так нет…

Я вопросительно взглянула на него.

– Но тогда так отчетливо казалось, что все еще можно исправить… – проговорил дракончик со вздохом. – Догнать чертовку-предательницу. Свернуть ей шею, развенчать, вернув хотя бы жалкие крупицы отданных сил… По крайней мере, смыть кровью позор… Как глупо и наивно! Я бросился следом за ней, едва смог стоять на ногах и держаться в седле. С убитым здоровьем. На северо-восток… Под зиму! – Личи цокнул языком и покачал головой. – Можно ли было придумать хуже? Я не уверен. По-моему, я везде выбрал наихудший вариант.

Я печально поглядела на него и осторожно уточнила:

– Видимо, поездка не увенчалась успехом?

Личи мрачно усмехнулся.

– Упрямства хватило доползти аж до Соулу. Здоровья же…

– Не хватило?

– Закончилось еще на уровне Мейта! – невесело усмехнулся он. – Очень быстро пришлось смириться, что продолжительная езда верхом – не для моего здоровья, и пересесть в повозку. Это было медленнее, дороже, но реальнее. Как казалось…

– А откуда у тебя деньги на это? – подумав, спросила я.

– Сэф же не совсем последняя сволочь – денег из моей же сокровищницы на первое время он мне милостиво отсыпал, швырнув в лицо, как подаяние. Должен же я был хотя бы нанять корабль до Шесс, кой-как перебиться первое время. По-хорошему, немалые деньги, хоть и крупицы от моего. Можно было бы безбедно, хоть и не на широкую ногу, жить на них лет пять… – Личи вздохнул, поглядев вдаль. – Но я решил их так бездарно спустить в первую же осень-зиму…

Он замолчал.

– Можно же было… – я растерялась, подбирая слова. – Поэкономнее как-нибудь?

– Когда стоишь в единственном на семь десятков сот в обе стороны ломбарде, выбор у тебя невелик, – он вновь замолчал. Радости воспоминания не приносили.

Я запоздало задумалась, что золото, тем более фамильное, для драконов, должно быть, очень много значит.

– Одно кольцо пришлось сдать… знаешь за сколько? – Личи метнул взгляд на меня. – За двадцатку сереньких!

Я посмотрела на него пораженно. Двадцать сереньких!.. Я за эти деньги на обрыве в простыне пела.

– Почему? – не сдержала возмущения я. – Это же нечестно! Нельзя же так! Не надо было продавать…

Личи прохладно усмехнулся, покачав головой.

– Потому что, не устраивает курс – езжайте дальше, еще за семьдесят сот, до следующего. Хотя, судя по лицу возницы, что устал от “завтраков”, пешком пойдете… Да, кто-то неплохо нажился.

Он вздохнул, пожав плечами.

– Там все как в тумане. Чем дальше, тем тяжелей… Под конец я дольше лежал, свалившись с лихорадкой, в бреду и забытьи, чем ехал. Тысячу раз мне советовали повернуть назад. Говорили, дальше будет только хуже. Я лишь огрызался, что сам разберусь. Мне казалось, что упрямства хватит, чтобы доехать. Ведь если очень-очень стараешься, обязательно все сможешь… – тон его сделался досадливо-ледяным. – Оказалось, что нет.

Личи замолчал ненадолго.

– Я один день не доехал до Соулу. В очередной раз застряв, наконец осознал тысячу раз сказанное, – он вздохнул и проговорил, чеканя слова. – Дальше будет только хуже. Дело к зиме. Климат, чем дальше, тем беспощаднее. И раз я уже здесь и сейчас так сдаю, я попросту не дотяну даже до загорянской границы, куда там до столицы… Тогда я наконец приказал поворачивать назад. И по возможности гнать. Хотелось обогнать зиму, но она дышала в спину своим ледяным дыханием, отчего делалось еще хуже. Без простоев не получалось.

Он горько усмехнулся.

– Дорогой назад приходилось отдавать последнее, смотреть в ехидные ухмыляющиеся лица узнающих, отвечать, как погодка в Заагре; либо в жалостливо-сочувствующие, что не легче. Дорогие теплые вещи были проданы взамен на дешевые. Последнее было отдано в Дарпе за дорогу до Эрстхена. Я ведь, бросаясь за ней, ничего не жалел, все хотел поставить на кон. Я не думал, как буду возвращаться. Я не думал, что буду возвращаться.

Я вздохнула.

– А на Побережье уже пришла зима, – невесело усмехнулся Личи. – Близился ее пик. А у меня в карманах была горсть меди да две последние серебрушки…

Личи замолчал, глядя куда-то вдаль. Я просто тихо сидела рядом, тормоша пальцами траву.

– Луис Шенлер много сделал для меня, – проговорил Личи негромко. – Неоценимо много, – он вздохнул и продолжил. – Сначала взял на работу.