Вдруг резко открывается дверь, входит та самая заимевшая на меня зуб (или целый бивень) доктор: «Вы что тут, рубец тужите? Совсем охренели?! Щас ваш рубец хрясь – и полетит к чертям!» Положила девочку в классическую позу, и наши роды из акварельных мигом стали жёстко управляемыми. Ушла нежность, ушла красота, остался грубый командный голос доктора. И она не преминула обо всём доложить главврачу, которая вызвала потом меня с вопросом: почему я позволяю себе тужить рубцы? Хотя ничего такого, разумеется, не происходило, но с явно необъективной, пристрастной точки зрения доктора, видимо, выглядело именно так – плюс один камень в корзину моих прегрешений.

Ещё история: другой доктор не разрешала моей роженице занять в потужном периоде положение, которое той хотелось. Она просилась на четвереньки, так ей ощущалось легче, удобнее, а доктор жёстко требовала сесть в позу кучера на родильное кресло. Женщина садилась и плакала: «Я вас прошу, я вас очень прошу, мне так неудобно!» Но доктор сурово отвечала: «Я лучше знаю, как надо!»

В итоге благодаря такому потужному периоду ребёнок застрял – дистоция… А доктор никак не могла его вынуть! Позвала второго доктора, случились суета, паника и реанимация. Когда ребёнка наконец достали, он выглядел практически мёртвым: еле откачали. Стали разбирать – доктор всё свалила на меня. А я не знала правил игры: что валить на акушерку – нормально, потому как в суд ходить не ей, а облечённому согласно должности полной ответственностью доктору. Которому удобно и выгодно, когда запахло жареным, сказать, что во всём виновата акушерка – потому что с неё нет спроса.

Но я стояла за правду. Когда нас вызвали к главврачу, честно ответила, что не вела потужной период – спросите у женщины, она подтвердит. И главврач перекинула свой гнев на доктора, которая после разбора в сердцах бросила: «Мишукова меня подставила! Вот же сучка…»

Через некоторое время главврач опять меня вызвала и строго вопросила: «Это вы уронили ребёнка?»

Я онемела. Никогда в жизни никого не роняла! И если бы такое случилось, вряд ли забыла бы. Предложила проверить мои контракты – можно всем позвонить и уточнить, где, когда и какого именно ребёнка я уронила.

Главврач глянула внимательно: «А, не вы… Ну ладно. Но сказали на вас».

Глава 75

Про секретные роды и лишних зрителей

Когда-то в самом начале работы я расспрашивала одну быстро и легко впервые родившую (роды она пролетела буквально на крыльях, менее чем за пять часов):

– Что больше всего из моих занятий тебе помогло? Какой-то образ, совет?

– Честно говоря, помнила только одно – как ты сказала: «Представь, что есть только матка. А тебя самой – нет. Нигде. Совсем». Вот так и чувствовала, что меня – нет.

Если бы можно было провести такой эксперимент, я попробовала бы дать контрольной группе вступивших в роды задание: никто из окружающих не должен догадаться, что вы рожаете! Например, представить себя героиней Эмили Блант из неожиданно нашумевшего «Тихого места», вынужденной рожать без единого звука – чтобы не засекли незрячие монстры с гиперчувствительным слухом.

Казалось бы, все мы знаем, что роженице нужны поддержка, сопровождение, сочувствующие рядом, забота и тепло близкого человека. Но вот три истории из практики.

В первом случае дело происходило давным-давно, когда с проектом «Домашние роды в роддоме» работали очень немногие врачи и совсем немногие роддома – выбирать особо не из чего.

У трепетной юной Марты, похожей на шекспировскую Джульетту, была копна золотистых вьющихся волос и суровая, давно и очень немолодая доктор по контракту Агриппина Карловна. С короткой стрижкой, прокуренным голосом и по-большевистски прямой и строгой натурой – не поспоришь! Однажды на мой вопрос, стоит ли надевать пессарий (силиконовое кольцо, во избежание выкидыша или патологически ранних родов устанавливаемое на шейку матки при её преждевременном укорочении), ответила, мрачно глянув исподлобья: «Чаще всего пессарии им на голову надо…» Но её акушерское мировоззрение по меркам той поры виделось вполне натуральным, да и с медицинскими вмешательствами наблюдалась немного иная по сравнению с нынешней ситуация.

Проверив в сорок недель состояние шейки, Агриппина Карловна определила девочку в отделение патологии:

– Пусть лежит, мне так спокойнее – шейка не совсем зрелая. Через сутки посмотрю, и будем готовить к родовозбуждению.

По тону было понятно – возражения не принимаются. Спорить могла сама беременная, но, зная нежный, одуванчиковый характер Марты, я видела, что уговаривать девочку бодаться с Агриппиной Карловной бесполезно, ну не боец она. Ввиду чего и взгрустнула, мысленно простившись с потенциально хорошими родами.

Ясно без дополнительных объяснений: вызывая родовую деятельность в неготовом пока к ней организме, мы серьёзно увеличиваем риски последующих вмешательств. Да и отделение патологии в роддоме – не самое спокойное и подходящее место для хорошего начала. Свить, что называется, гнездо там гораздо труднее, чем дома, среди знакомой обстановки, родных запахов, уютных подушек и пледов.

Но вечером того же дня Марта позвонила:

– По-моему, схватки. Пока редкие и несильные.

Я представила, что сейчас начнётся. Осмотр, запись КТГ (в коридоре при ярком свете), «идите туда, идите сюда, собирайте вещи, это берите, это не берите, нельзя», клизма в холодном проходном помещении, грохочущий тяжёлыми створками лифт с этажа на этаж… И завянет мой одуванчик под леденящим дыханием системы.

Обсудили частоту и длительность схваток:

– Давай-ка никому пока не говори там в патологии, что с тобой происходит. Сейчас ты в самом начале. По возможности устрой себе берлогу на кровати, найди какие-то удобные положения, спокойно прислушивайся, что делается внутри. Впереди ещё долгая дорога, тратить силы не стоит – ни эмоциональные, ни тем более физические. И слушай, как ребёнок шевелится. Периодически звони мне, будем на связи.

Через некоторое время Марта сообщила, что ей хочется ходить, но совсем не хочется на яркий свет. Я предложила проверить – оказалось, в коридоре отделения патологии горит лишь настольная лампа на посту дежурной акушерки, дремавшей рядом на кушетке. И девочка стала бродить по длинному коридору, на схватку останавливаясь и придерживаясь за стену или стол.

– Что бродишь? – спросонок спросила её дежурная.

– Не спится. Дочка активничает, прилечь не даёт.

Мы говорили ещё пару раз, обсуждая динамику схваток. А следующий звонок выглядел уже так:

– Инна… Засекаю… Но, пока набираю, уже не помню, что засекла…

Вот ответ на вечный вопрос «как отключить голову в родах»! Я стала быстро собираться. Уже на подъезде к роддому звонит Агриппина Карловна:

– Ты где там? Бегом! Застукали твою красавицу в