– Диггер, ваша приятельница Макао снова на сцене. В Кулнаре.

– Проводит слошен?

– Да. Желаете посмотреть?

– Вообще-то, Билл, у меня глаза слипаются. Но Уиту, возможно, понравится.

Уит с любопытством взглянул на него.

– Кто это – Макао? Что такое слошен?

– Уит, вам будет интересно. Слошен – это что-то вроде общественных дебатов. А Макао – та женщина, о которой я вам рассказывал.

– Та, с которой вы беседовали?

– Да.

– Хорошо. Да, я бы очень хотел посмотреть на это.

Диггер дал Биллу знак начать закачку.

На экране появилось изображение Макао. Она была в белом и голубом. Ее жесты, как моментально понял Диггер, выражали разочарование.

– Я ничего не утверждаю, – говорила она. – Но считаю: надо подготовиться. Это буря, как любая другая буря. Только больше.

Рослый гумп – Диггер никогда еще таких не видел – уже поднялся на ноги.

– Да откуда вы знаете, Макао? – спросил он. – Откуда?

Там был всего один жучок, установленный так, что гумпу было видно в профиль. В поле зрения попадало около двухсот зрителей, но Диггер догадывался, что это лишь половина зала.

– Забудьте о том, что я знаю или чего не знаю, Пагвах, – сказала она. – Задумайтесь, что вы потеряете, если отведете свою семью в горы.

Диггер перевел для Уита.

– Что потеряю? Просижу в горах под дождем три или четыре дня!

Раздался еще один голос, из-за экрана:

– Может, если бы вы объяснили нам, откуда вы взяли то, о чем говорите, мы могли бы лучше вас понять.

Гумпы постучали по своим стульям.

– Знамения, – ответила Макао. – Демоны на дороге, шепот в ночи.

Уит захихикал.

– Подождем, пусть она узнает, что случилось в Саваколе.

– Демоны на дороге. – Женщина примерно в шестом ряду встала. – Вы же сами всегда твердили, что таких вещей не существует.

– Я ошибалась.

– Ну же, Макао, мы что, теперь верим в духов? Или не верим?

Диггер видел, как она колеблется.

– Я верю, что они существуют, – наконец вымолвила она.

– Я почти верю, что вы это серьезно.

И опять Диггеру не было видно, кто говорит.

– Серьезно.

– Вот так перемена.

Это было трудно перевести. Дословно он сказал: «Обычно ты не так надеваешь штаны».

– Тем не менее это правда.

Публика смеялась над Макао. Послышались слабые аплодисменты, вероятно, в награду за смелость или за то, что она устроила хорошее вечернее развлечение. Но настрой отличался от атмосферы обычных слошенов, которые Диггер видел ранее. Другие мероприятия были радостными, даже самые серьезные из них. Но здесь некоторые из гумпов злились.

– Может, оно приближается, – настаивала она.

– Но вы не уверены.

– Невозможно знать наверняка.

– Когда оно придет?

– Через несколько дней.

– Макао. – Снова Пагвах. Здоровяк. – Макао, мне неловко за вас, за то, что вы играете на наших страхах в такое время. Не ожидал от вас.

Все закончилось толкотней и давкой, пока раздраженные зрители выбирались наружу. Один гумп упал. Некоторые остались на местах и стучали по ручкам кресел. Макао поблагодарила их, перекрикивая общий шум, затем тоже удалилась.

Вскоре она появилась снова, у боковой двери, в сопровождении небольшой группы. Минуту или две они вели оживленную беседу. Затем все ушли, и помещение опустело. Зашел служитель, прошел в глубь зала, и лампы начали гаснуть.

– Великолепно! – воскликнул Уит. – Я прилетел, чтобы увидеть именно это. – Он достал портативный компьютер и уставился на него. – Я хотел бы записать – столько, сколько могу. Слошен. Ой, я правильно произнес, верно?

– Да.

– Чудесно.

– Что тут чудесного? Что вы имеете в виду?

– Кажется, для них нет ничего святого. Они могут встать и вести речь о чем угодно. Слушатели кричат и вопят, но полиция за ними не приходит. – Его глаза горели. – Впервые увидев этот город, вы подумали, что он похож на Афины?

– Ну, не совсем так, Уит. То был Бракел.

– Я имею в виду цивилизацию, а не этот отдельный город. – Он помолчал. – У них больше свободы, чем у афинян. Даже больше, чем у нас.

Это раздражало Диггера. Ему нравился Уит, но терпения с этим чокнутыми учеными, говорящими никому не понятные вещи, не хватало.

– Как они могут быть свободнее нас? – спросил Диггер. – Мы же не испытываем ни малейшего политического давления.

– Конечно, испытываем.

– Уит. – Диггер возвел глаза к потолку. – Какого рода речи запрещены? Кроме криков «пожар» в людных местах?

Уит улыбнулся.

– Почти все.

Диггер был сбит с толку.

– Уит, это глупо. Когда в последний раз кто-нибудь попадал в тюрьму за высказывания?

– Нас не сажают в тюрьму. Но тем не менее следует соблюдать осторожность, чтобы не обидеть кого-нибудь. Мы, все мы, запрограммированы обижаться. Кто может выйти перед смешанной публикой и объявить, во что он действительно верит, не задумываясь о том, что оскорбит чью-то память, чью-то религию, чью-то политику. Мы постоянно настороже.

– Ну, – сказал Диггер, – это другое дело.

– Нет, не другое. Разница только в степени. В подготовительной школе нам вдалбливали, что хорошие манеры предполагают отсутствие разговоров о политике и религии. Поскольку почти все в области социального общения людей относится к первой или второй из этих категорий, нам, по-видимому, не оставалось ничего, кроме погоды. – На миг у Уита сделался унылый вид. – Мы слишком уважаем необоснованное мнение. Мы лелеем его, заботливо ходим вокруг него на цыпочках и избегаем оспаривать его. К своему стыду. Когда-то мы приучили себя считать, что наше мнение более значимо, чем факты. И каким-то образом смешиваем воедино свое эго и Истину, так что когда кто-нибудь выражает несогласие с одной из идей, которую мы считаем верной, мы ведем себя так, будто вызов бросили лично нам. Мы только что видели, как Макао вышла перед аудиторией и заявила: то, во что она верила, видимо, всю свою жизнь, то, что мир может быть объяснен при помощи разума, неверно. Скольких людей, способных на такое, вы знаете?

– Но прежде она была права. Она сделала шаг назад.

– Это к делу не относится. Она гибкая, Диггер. Похоже, они все такие. Покажи им доказательства, и они захотят пересмотреть свое мнение. – Уит покачал головой. – Думаю, есть многое, за что стоит похвалить этих существ.