Давайте, молодежь, устраивайте ремонт… – Фрида разделила бригаду, как она выражалась, на две части. Джеки с Моше и маленьким Яаковом ушли в комнаты семейства Леви. Фрида сказала Эмилю:

– Мы с тобой сами со всем управимся. Работы часа на два, не больше. Потом можно прогуляться, занятий сегодня нет… – после Пурима школа давала детям выходной. Вчера в киббуцной столовой, среди ведер с краской и стремянок, они показывали пуримшпиль:

– Папа играл самого себя, – усмехнулась Фрида, – то есть советника по истории, у царя Ахашвероша… – в постановке Ахашвероша изобразили типичным израильским бюрократом. Эмиль подал девочке кисть:

– Можно потанцевать и без музыки. Но вообще Тупица приедет, сыграет нам… – Фрида расхохоталась, белые капли упали на светлые, кудрявые волосы подростка:

– Тупица не будет играть рок, он классический музыкант… – подумав о Тупице, Фрида заставила себя спокойно водить кистью:

– Тиква тоже приезжает. Она намекнула в письме, что у нее все случилось, с Аароном Майером. Но его родители, наверняка, ничего не подозревают. И дядя Эмиль в Мон-Сен-Мартене ни о чем не догадывается. Тем более, он женился на Хануку, ему сейчас не до этого… – о браке Гольдберга они узнали из полученной в январе телеграммы. Фрида тогда сказала отцу:

– Тебе тоже надо жениться. Дядя Эмиль твой ровесник, он всего на год младше тебя. Мама погибла почти пять лет назад, близнецы выросли, а скоро и мы вырастем… – отец потерся носом о ее рыжие волосы:

– Надеюсь, что не скоро, милая… – отозвался доктор Судаков, – побудьте еще детьми… – этой весной Фриде исполнилось пятнадцать. Девочка не собиралась отставать от Тиквы:

– Она приедет, и я все у нее расспрошу, – решила Фрида, – но в аптеках Иерусалима такие средства не продают. В госпитале кибуца мне тем более ничего не вручат… – школьная медсестра раздавала презервативы только тем, кому исполнилось шестнадцать лет:

– То есть не мне, и не Эмилю, – день был теплым, Фрида стерла пот со лба, – ничего, я что-нибудь придумаю… – оставался еще Иосиф:

– Ему двадцать четыре, у него точно есть такие средства… – Фрида не любила шарить по карманам, но ничего другого ей не оставалось:

– Дождусь, пока он приедет в кибуц и проверю его куртку… – пока она не позволяла Эмилю ничего, кроме поцелуев:

– И еще кое-чего, – поправила себя Фрида, – но такие вещи безопасны… – Эмиль в разговоре с ней пожал плечами:

– Я слышал, что можно обойтись и без них… – Фрида отрезала:

– Я не собираюсь рисковать. Мне не нужен ребенок в пятнадцать лет… – Эмиль пробормотал:

– Мои родители поженились, будучи нашего возраста… – Фрида вздохнула:

– Я знаю. Но торопиться некуда. Надо подождать, пока мы закончим школу, отслужим в армии, поступим в университет… – Фрида хотела стать археологом. Эмилю, с его способностями к языкам, все прочили дипломатическую карьеру. Мальчик хотел остаться в армии:

– То есть вернуться туда после университета, – объяснял он, – я стану боевым пилотом. И вообще, – он усмехался, – мой отец, – так дети называли Михаэля, – работает в министерстве иностранных дел. Не стоит разводить семейственность… – кинув Эмилю кисть, Фрида слезла со стремянки:

– Готово. Давай покурим и займемся стенами… – она вытащила из кармана потрепанных шорт смятую пачку «Noblesse». Сидя на застеленном тканью полу, скрестив загорелые ноги, Фрида внезапно оживилась:

– Слушай… – она зашептала что-то в ухо Эмиля. Мальчик выпятил губу:

– Нам не разрешат… – Фрида фыркнула:

– Сказал кто? Папа будет с нами, даже твоя мама не будет возражать. Я уговорю папу, он снимет комнаты в пансионе… – подростки в Кирьят Анавим собирались поехать в Тель-Авив на будущий спектакль по «Дневнику», Анны Франк. Эмиль вздохнул:

– Все из-за совета кибуца, то есть из-за мамы. Почти весь совет проголосовал против показа спектакля. Надо их понять, они не любят говорить о войне… – он кивнул:

– Тогда мама не станет волноваться. Но Яакова она все равно не отпустит в город, ему всего десять лет… – Фрида хмыкнула:

– Моше поедет. Пусть он развлекает папу, а мы отправимся на пляж… – Эмиль выпустил сизоватый дымок:

– Интересно, в какие войска возьмут Аарона… – радиола бубнила о партизанской войне во Вьетнаме, – вряд ли в боевые… – потушив окурок в пустом коробке спичек, Фрида вскочила с места:

– В религиозные, – отозвалась девочка, – он просидит два года машгиахом на кухне, вот и вся его армия. От религиозных все равно никакого толка нет. Давай, нас ждут стены… – аккуратно водя скребком, Эмиль склонил голову набок:

– Здесь твой стеллаж стоял, со шкатулкой…

В шкатулке Фрида держала родовой кинжал, вещицы с раскопок поселения римских времен, и пачку конвертов с британскими марками. Маленький Джон присылал по два письма в месяц. Фрида знала все о его учебе, о команде по крикету, о занятиях арабским и русским языками:

– Он просто друг, – напомнила себе девочка, – с ним интересно, вот и все. И вообще, где он и где я? Он герцог, а я живу в кибуце… – девочка счистила штукатурку со скребка:

– Шкатулка в ящике с папиными вещами… – она добавила:

– Не смотри на меня так. Маленький Джон мне пишет потому, что мы родня. Он тоже интересуется историей, мы обсуждаем книги… – кузен признался, что в Кембридже пойдет на восточный факультет:

– Папа хотел, чтобы я стал военным, но история гораздо интереснее службы в армии… – Фрида велела:

– Тащи стремянку. Верх стены я сделаю сама, я тебя выше… – в пятнадцать лет она переросла отметку в метр семьдесят. В Тель-Авиве, на набережной, на Фриду заглядывались взрослые парни:

– Но это ерунда, – подумала девочка, – мы с Эмилем останемся вместе, как Тиква с Аароном… – по террасе простучали разбитые сандалии, младший брат всунул рыжую голову в дверь:

– Я пошел к мадам Симоне за полдником, – сообщил мальчик, – а в канцелярии приняли звонок для папы… – Фрида закатила голубые глаза:

– Надо было поговорить, если ты оказался рядом… – Моше запихнул в рот сразу два бурекаса:

– Я поговорил, – обиженно отозвался он, – звонил какой-то маляр. Он не знал иврита, пришлось объясняться по-французски… – Фрида цапнула пакет:

– У вас все слипнется от бурекас, оставьте нам половину. Наверное, новый репатриант. Ты ему сказал, что папа в Тель-Авиве… – Моше кивнул:

– Сказал и дал телефон в Семинаре Кибуцев, куда папа уехал… – мальчик потянул на себя пакет:

– Это у вас от половины все слипнется, вернее, рожи треснут… – бумага разорвалась, бурекасы посыпались на пол:

– Хорошо, что мы ткань положили… – Фрида велела брату:

– Подбирай и дуй в комнаты Леви. Вечно ты отлыниваешь от работы… – прижимая к себе пакет, Моше ринулся через лужайку к соседнему бараку. Прожевав бурекас, Фрида сказала Эмилю:

– Последний рывок. Потом, пока все будет сохнуть, мы пойдем в холмы… – два мастерка зашаркали по стенам комнаты.

Тель-Авив

В телефонной будке на углу бульвара Ротшильда пахло старыми окурками и горьким кофе. Тусклая лампочка едва светила, на окне кто-то нацарапал: «Бени придурок». Запустив руку в карман жакета, Анна скормила аппарату несколько шекелей. В кибуце так и не установили коммутатор. Звонки принимали в канцелярии:

– То есть сейчас не в канцелярии, – она сверилась с часами, – секретариат закрыт, у телефона сидит дежурный… – дежурные менялись каждый день. Анна и сама отвечала на вечерние и ночные звонки согласно расписанию:

– Но мадам Симону на телефон не сажают, она обязана быть в столовой… – в Кирьят Анавим накрывали ужин, – она не снимет трубку… – трубку сняла одна из подчиненных Анны в школе:

– С детьми все в порядке, – весело сказала учительница, – твои парни с Моше и остальными гоняют в футбол. Девчонки сидят на лавочках у столовой, я их отсюда вижу… – на тонком пальце Анны поблескивало два простых кольца:

– Мы тоже сидели на этих лавочках с Жаком… – она скрыла вздох, – не верится, что прошло почти пятнадцать лет, с тех пор, как тетя Эстер привела нас в страну… – она услышала деловитый голос учительницы:

– Сейчас позову Джеки. Развлекайся в Тель-Авиве, – женщина рассмеялась, – сходите с Михаэлем в кино, потанцуйте, переночуйте в пансионе… – до звонка в кибуц Анна успела набрать прямой номер Михаэля в министерстве иностранных дел. На часах