– Но не только потому, – понял он, – вечером я хочу побыть в тишине и покое… – собаку или кота, из-за его поездок, заводить было нельзя, о чем Иосиф сожалел:

– Тупица написал, что его Тигр умер, но они взяли новую кошку, тоже уличную. Я бы хотел дворнягу, они самые умные… – соседи считали Иосифа студентом-медиком. Он действительно часто появлялся на лестнице с учебниками под мышкой. Официально, кроме Моссада, он служил врачом в Сайерет Маткаль, новом, засекреченном подразделении быстрого реагирования. Раз в неделю Иосиф ездил в пригород Яффо, деревню Абу-Кабир, где в институте судебной медицины у него был свой кабинет. Капитан Кардозо писал диссертацию по патологической анатомии:

– От моих пациентов жалоб не дождешься, – почти весело подумал он, – самая удобная область медицины… – несмотря на отсутствие собаки, дома у него все равно было уютно. Особняк во Флорентине возвели в начале двадцатых годов, когда в страну еще не хлынули волны репатриантов:

– Тогда подрядчикам еще хватало денег на иерусалимский камень для стен, высокие потолки и даже камины… – от его дома до пляжа тоже было не больше пяти минут ходьбы. Обычно утром Иосиф пробегал несколько километров и плавал, даже зимой:

– Но сегодня у меня времени нет… – он быстро натянул брюки и тенниску, – сначала рабочее совещание, в девять утра очередные аутопсии в институте, надо встретиться с ребятами из отряда… – в Сайерет Маткаль появилось свободное место. Отбор кандидатов шел через армию, однако последнее слово оставалось за членами подразделения. Иосиф собирался протолкнуть кандидатуру кузена Аарона Горовица:

– Во-первых, это хорошо для нашего имиджа, как сказал бы Шмуэль, – он загибал пальцы, – в таких подразделениях обычно не служат религиозные бойцы, а, во-вторых, если я хоть что-то понимаю в людях, то Аарону смелости не занимать. Он пошел в своего отца, в дядю Меира, в нашего дедушку… – в любом случае кузен сначала должен был завершить курс молодого бойца. Вечером Иосиф намеревался посидеть у камина, с записями для диссертации, с тихо играющей радиолой. Иосиф вырос в приютах и кибуце, но хорошо помнил обстановку родового амстердамского дома Кардозо:

– Он… – близнецы никогда не называли отца по имени, – он был мерзавец, однако с хорошим вкусом. Шмуэль пошел в маму, для него вещи неважны, а я тоже люблю антиквариат… – в лавках на Бен-Йехуде и на яффском рынке, поторговавшись, можно было купить неплохие вещи. У Иосифа появился персидский ковер, старое серебро, гравюры прошлого века. Он не хотел пускать в свои две комнаты посторонних:

– Даже семья ко мне не приходит. Дядя Авраам понимает, что я не могу приглашать гостей… – Иосиф подхватил армейскую сумку, – с подружками я встречаюсь у них дома или в пансионах… – как обычно, ему почти захотелось нацарапать записку: «Все кончено, не ищи меня». Михаэль пошевелился. Иосиф, на цыпочках, отступил к двери:

– Он все равно не прекратит искать встреч, он настойчив. Мне не нужны неприятности. После плена он обвел вокруг пальца психологов, но голова у него явно не в порядке. Он просит меня… – Иосиф поморщился, не желая вспоминать о таком:

– Словно брошюрки, что я рассматривал подростком. Тупица тоже их почитывал, не зря он женился на Адели. Наверное, в постели он воображает себя арабом или нацистом… – Иосиф успокоил себя тем, что теперь он пару месяцев ничего не услышит от капитана Леви:

– И в Моссаде ничего не узнают, мы очень осторожны… – мягко закрыв за собой дверь, он услышал щелчок замка в номере по соседству:

– Черт, черт, надо уходить. Хотя на мне не написано, что я капитан Кардозо. В газетах не печатают моих снимков, я засекречен… – на него пахнуло ароматом дешевого табака. В полутьме лестничной площадки серые глаза отчима казались совсем темными. Мимо широких плеч в старой рубашке, мимо коротко остриженной, поседевшей головы, было никак не проскользнуть. Профессор Судаков смерил пасынка долгим взглядом:

– С замужней встречаешься, – сказал он, – смотри, играешь с огнем… – Иосиф скрыл облегченный выдох:

– Пусть думает, что я соблазнил кого угодно, хоть десяток замужних. Но он сам что здесь делает? Или он тоже подружку завел, в его возрасте… – бросив взгляд на дверь номера, Иосиф открыл рот:

– Дядя Мишель, что вы… – отчим прервал его:

– Нам нужен кофе, завтрак и Коротышка, прямо сейчас. Начать можно с кофе… – Иосиф кивнул:

– Пойдемте, я знаю местечко на Бен-Йехуде… – он пропустил отчима и дядю Мишеля вперед:

– Там подают отличную шакшуку, и есть телефон. Я позвоню, Коротышка к нам приедет… – не оборачиваясь на дверь, за которой спал Михаэль, капитан Кардозо спустился по узкой лестнице пансиона.

На исходе дня Коротышка велел доставить в неприметную комнату с бетонными стенами поднос хумусом, питами и оливками:

– Пусть в столовой положат какого-нибудь мяса, – распорядился он по телефону, – мы все проголодались, а впереди ночь работы… – оказалось, что служба безопасности Израиля слышала о Мишеле де Лу:

– Мы, как бы это сказать… – Коротышка замялся. Мишель усмехнулся: «Следите». Харель кивнул:

– Наблюдаем за наиболее заметными фигурами в Европе, в Америке. Учитывая ваше неизбежное назначение в кабинет министров, мы не можем выпускать вас из вида… – Мишель поднял бровь:

– Я польщен, что меня считают заметной фигурой… – разговор шел на английском языке, – надеюсь, вы понимаете, что мой визит в страну носит частный характер. Служба Внешней Документации понятия не имеет, что я сейчас сижу… – Мишель махнул рукой в сторону стальных жалюзи, – на углу переулка имени создателя языка эсперанто… – Харель закрыл уши ладонями:

– Я этого не слышал. Вообще вы не должны были знать, куда вас привезли… – Мишель хмыкнул:

– Я разбираю древнееврейскую письменность, то есть знаю буквы. Фалафель я не закажу, – он подмигнул Харелю, – но название улицы прочесть могу… – Коротышка что-то недовольно пробормотал. Авраам успокаивающе сказал:

– Иссер, половина страны знает, что вы здесь обосновались. Вторая половина тоже знала, но забыла за ненадобностью… – по комнате пронесся легкий смешок. На улицу Людвига Заменгофа они приехали на служебной машине Хареля, десятилетней давности форде, с отчаянно скрипящими тормозами:

– Старика я потом поставлю в известность, – пообещал глава Моссада, – сначала надо договориться о дальнейших действиях… – ночью, в пансионе, услышав сведения Мишеля, Авраам хотел позвонить в Лондон, Марте:

– Я удивляюсь, что ты сразу приехал в страну, а не пересек пролив, – заметил он, – Марта и Волк ведут картотеку беглых нацистов… – Мишель закурил бессчетную сигарету:

– Волк едва выжил в России, ему нельзя отправляться в Южную Америку, – объяснил он, – тем более, у них с Мартой, как и у Эмиля… – Мишель отчего-то поморщился, – дети на руках. К тому же, кроме Марты, никто из них не знает испанского языка, а мы с тобой знаем. Да и Марта… – он не закончил, но Авраам понял, куда клонит кузен. Харель сказал то же самое. Глава Моссада сплел на столе маленькие, почти женские руки, с изящными пальцами:

– Авраам говорил, – вспомнил Мишель, – в Иерусалиме соседи Хареля считают его безобидным бухгалтером, каким в Бруклине считали покойного Меира… – Коротышка покрутил пальцами:

– Жаль, что полковник Горовиц погиб, – неожиданно сказал он, – Меир бы пригодился в операции. Я звонил Старику… – во время совещания Харель несколько раз отлучался из комнаты, – он считает наше, то есть ваше… – он коротко кивнул в сторону Мишеля, – решение не привлекать Каракаль к акции, более чем уместным… – Мишель сначала не понял, о ком идет речь:

– Песчаная рысь, – шепнул профессор Судаков, – здесь так называют Марту… – бросив вертеть пальцами, Коротышка захрустел костяшками:

– По нашим сведениям, после гибели мистера Холланда в СССР, именно она заняла его место, то есть стала заместителем начальника Набережной… – тонким голосом сказал Коротышка, – налицо явный случай двойной лояльности. Если она узнает о нашей инициативе, она прилетит в Южную Америку до того, как высохнут чернила на подписи Старика под приказом об акции. Мы не хотим, чтобы Эйхман и фон Рабе ускользнули от международного трибунала, пользуясь какой-нибудь юридической хитростью. Если Каракаль