старинная работа или его владельцем был египетский фараон?..

…Нужно дождаться информации, которую она на свой страх и риск попросила разыскать.

…Нужно разузнать, что это за всесильный адвокат, кажется, Ергермак – что за странная фамилия!

Возле памятника Добролюбову она остановилась, задрала голову и посмотрела, а потом в полном соответствии с законами конспирации оглянулась по сторонам – прохожие фланировали по Покровке, музыка играла, солнце светило, на Тонечку никто не обращал внимания.

Вот и слава богу!..

Сквер за Добролюбовым был весь расчищен от снега и сиял солнечной предвесенней красотой, и в другое время она непременно бы остановилась и воскликнула: «Какая красота!»

– Стой! Эй! Стой!

Она вздрогнула и оглянулась.

За ней по скверу мчался Родион.

– Что случилось?!

Он подбежал и перевел дыхание:

– Я… это… из кремля бегу!

– Что?!

– Я подумал, а вдруг она собаку отдаст?

Тонечка взялась рукой за сердце – вернее, за куртку в том месте, где полагается быть сердцу.

Родион тяжело дышал, вид у него был дикий.

– Кто отдаст? Какую собаку?!

– Ну, помнишь, та женщина, у которой собаки! Ты сказала, мы потом заберем!

Тонечка соображала и наконец сообразила.

– И что случилось?

– А вдруг она ее отдаст?! Другим? Пока мы не забрали, она же свободно может кому угодно отдать, это еще пока ее собака, а не наша!..

– О господи.

Он не понимал, почему она не осознает масштаба опасности.

– Там… картина, – продолжал Родион, облизывая губы. – Очень хорошая картина, называется «Летний полдень». Крыльцо, а на крыльце девочка, а у нее собачка маленькая. И я вспомнил!.. И побежал. Я Насте сказал, что мне… надо.

– И что нам теперь делать? – беспомощно спросила Тонечка.

– Может, ты ей позвонишь? Той женщине?

Тонечка присела на лавочку.

Ситуация требовала немедленного решения, а она не была к нему готова.

– Ну? – поторопил Родион и кивнул на ее сумку. – Позвони!..

Тонечка как под наркозом достала телефон.

…Зачем ей сейчас собака, даже такая… волшебная, как пражский крысарик? Что она станет с ней делать здесь, в Нижнем, где непонятное множится с каждым часом, а понятного все меньше и меньше?.. Как она объяснит мальчишке, что собака в любом случае будет жить с ней и ее детьми, а мальчишка как-то совершенно отдельно, то ли со смутным дядей, то ли опять в детдоме!

– А, – сказал Родион и плюхнулся на лавочку рядом с ней. Лицо у него погасло. – Я понял. Ты не собиралась ее брать, да? Это все просто так, да? Как для маленьких?

Она посмотрела на него, и решение было принято.

Тонечка открыла сумку и вытянула кошелек – в солидную британскую клетку, разумеется! Сунула сумку в руки Родиону и велела:

– Подержи. – И стала считать купюры.

Отсчитав сколько-то, довольно много, она сказала:

– Мы сейчас позвоним Галине Сергеевне, ты поедешь и отвезешь ей предоплату. Ну, так полагается, когда покупаешь! Тогда она уж точно собаку никому не продаст и будет спокойно дожидаться нас.

– Точно, – восхитился Родион, и лицо у него опять осветилось. – Вот ты хорошо придумала!

– Только не шатайся с деньгами по подворотням, – говорила Тонечка приказным тоном. Телефон гудел возле ее уха. – Только туда и сразу обратно. Я вызову тебе такси…

– Зачем?! Я на автобусе! – перебил Родион, но тут в трубке ответили, Тонечка махнула на него рукой и заговорила совершенно другим тоном, елейным:

– Галина Сергеевна, здравствуйте, это Антонина Герман. Как вы поживаете? Спасибо, мы тоже. Мы тут все поговорили и решили взять Бусинку. Вы нам ее отдадите? Тогда сейчас приедет Родион, привезет предоплату, чтоб вы больше ее никому не предлагали, а мы днями собаку заберем? Что?.. Конечно, конечно, и договор подпишем, а как же? Хорошо, разумеется, мы все пройдем ваш инструктаж! Нет, маленьких детей у нас нет. Да, он уже едет.

И нажала кнопку отбоя. Родион переминался с ноги на ногу.

– Значит, поедешь на такси, – продолжала Тонечка прежним командирским голосом. – Машина будет тебя ждать у подъезда. Никаких автобусов!.. Вежливо поздороваешься и вежливо попрощаешься. Хозяйку зовут… как?

– Галина Сергеевна, – выпалил Родион.

– Вот именно. Ко взрослым нельзя обращаться «Эй!», это крайняя степень бескультурья! Делай все, как она скажет. Разуешься, пройдешь осторожно, собаку на руки возьмешь аккуратно.

– Да, да! – вскричал Родион, гарцуя от нетерпения. – Я все понял! Я побежал!

– Подожди, я такси не вызвала!

– Может, я на автобусе все-таки, а?.. Ну, быстрее будет, чесслово!

– Никаких автобусов, – отрезала Тонечка. Гопники авторитета Сутулого не шли у нее из головы. – У меня будет номер машины и маршрут, я все время буду видеть, где ты.

Он понял это по-своему, дернул шеей и сузил глаза:

– Не брал я никаких ваших карточек, понятно?! И деньги ваши мне не нужны! На, забери лучше!..

– Я не буду с тобой препираться, – не растерялась Тонечка. Она умела разговаривать с подростками. – Один раз тебе уже надавали по шее в этом городе. Вон под глазом фингал! Второго раза я не допущу. Машина пришла, пойдем.

Родион сунул деньги во внутренний карман куртки и поплелся за ней. Вид у него был пристыженный.

Она подтолкнула его вперед, подождала, когда машина тронется.

– Ну вот, – сказала она себе. – Теперь у нас, кажется, есть собака.

Позвонила Настя и доложила, что как только они поднялись на второй этаж, как раз где выставка «Красная Атлантида», мальчик Родион сбежал.

– Мам, я ничего не поняла, – взволнованно рассказывала Настя в трубке. – Он что-то такое проблеял и смылся! Данька говорит, что не нужно тебе звонить, а я считаю, что нужно!

Тонечка знала такую особенность своей дочери – если уж та принималась опекать «несчастных», то делала это вдохновенно и с восторгом. Родион оказался таким «несчастным» – бедный детдомовский ребенок, брошенный негодяями-родителями, – и Настя теперь за него отвечает.

Тонечка объяснила, что встретила Родиона возле отеля и услала его по делам.

– По каким делам? – подозрительно спросила дочь. – Мам, у вас там какой-то заговор Фиеско в Генуе, что ли?

– Какие ты слова знаешь! – восхитилась Тонечка. – Нет никакого заговора, а просто дела.

– Мам, а кто у него родители?

Тонечка вздохнула.

– Толком не знаю. У него очень рано умерла мама, остался дядя, мамин брат. И почему-то этот дядя взялся его искать только сейчас. Саша ему помог.

– А он с нами будет жить?

– Не говори глупостей, Настя.

– А где он будет жить? – продолжала дочь в трубке. – И кто его побил? Он же весь побитый, когда смеется, морщится даже.

– Настя, ты в музее? Вот иди, изучай быт помещика девятнадцатого века, тебе для этюда нужно! А потом мы обо всем поговорим.

– Когда потом-то?… –