Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5, 15. Ты видишь, сын мои Марк 9, саму идею (forma) и как бы лик нравственной красоты (honestum), который, как говорит Платон, «возбудил бы удивительную любовь к мудрости, если бы могли увидеть его воочию». Но все, что является добродетелью (honestum), происходит от одного из четырех начал, то есть проявляется либо в понимании истины и в мастерстве, или в заботе о поддержании человеческого сообщества, в воздаянии каждому по заслугам и в соблюдении верности договору, или в величии и мощи возвышенного и необоримого духа, или в порядке и мере во всем, что делается и говорится, т.е. в том, чему присущи умеренность (modestia) и сдержанность… Ведь тот, кто лучше понимает, в чем подлинная сущность каждой вещи, кто точнее и быстрее способен и найти и объяснить ее принцип, тот по праву всегда считается и самым разумным, и самым мудрым. Поэтому истина и составляет тот предмет, которым занимается такой человек. Задачи остальных трех добродетелей (virtus) состоят в том, чтобы создавать и беречь то, что определяет всю жизнедеятельность человека, чтобы сохранить единство человеческого сообщества и чтобы превосходство и величие духа воссияли как в приумножении и приобретении богатств и благ на пользу себе и своим близким, так и еще больше в презрении к ним. Порядок же, последовательность (constantia), умеренность и тому подобное принадлежат к той области, где проявляется не только умственная активность, но и какая-то физическая деятельность. И вот, прилагая ко всему, что происходит в жизни, некую меру и порядок, мы сумеем сохранить добродетель (honestas) и нравственную высоту (decus).
20, 67. Ведь только великому и сильному духу доступно считать незначительным и без колебаний презирать все то, что большинству представляется замечательным и прекрасным, и мощный дух и великая твердость нужны для того, чтобы все огорчения (а как много их и как разнообразны они в человеческой жизни и судьбе) переносить, ни на шаг не отступая от природы, ни на шаг не отступая от достоинства мудреца.
27, 93. Теперь нужно сказать о последней области добродетели (honestas), к которой относятся уважение и почтительность и то, что служит неким украшением жизни – сдержанность, скромность, всяческое обуздание душевных волнений и мера во всем. Вот здесь-то мы и встречаемая с тем, что по латыни может быть названо decorum [подобающее], а по-гречески называется prepon. Сущность его в том, что его нельзя отделить от добродетели (honestum), потому что все, что «подобает», – это добродетель, а всякая добродетель – «подобает» (decet). В чем же состоит различие между «подобающим» и добродетелью, легче понять, чем объяснить. Ведь все, что «подобает», становится таковым только в том случае, если ему предшествует добродетель. Поэтому не только в этой области добродетели, о которой у нас пойдет здесь речь, но и в трех предыдущих проявляется то, что «подобает». Ведь разумно мыслить и говорить, обдуманно делать то, что делаешь, в любом деле видеть и блюсти истину – все это «подобает», и наоборот: обманываться, заблуждаться, ошибаться, попадать впросак так же непристойно, как нести бред или рехнуться; и все справедливое пристойно и, наоборот, несправедливое как отвратительно, так и непристойно. Точно так же мы можем судить и о храбрости: то, что совершается мужественно и отважно – представляется достойным мужчины и подобающим ему. Поэтому то, что я называю decorum [подобающим], относится ко всякой добродетели и притом не запрятано где-то глубоко, а легко обнаруживается и находится на виду. Ведь есть нечто такое, что «подобает», и это мыслится во всякой добродетели (virtus) и может быть отделено от нее скорее в абстракции, чем на деле. Как прелесть и красота тела не могут быть отделены от здоровья, так и это понятие «подобающего», о котором мы ведем речь, целиком слито с добродетелью, хотя в абстракции, разумом, мы и можем их отделить одно от другого. Причем этому понятию можно дать двоякого рода определение, потому что под «подобающим» мы понимаем и нечто родовое, присущее всему понятию добродетели (honestas) в целом, и нечто другое, подчиненное первому, связанное с отдельными, частными добродетелями. В первом случае это понятие обычно определяют как «соответствие превосходству человека в том, в чем его природа отличается от остальных живых существ». Что же касается видового понятия, подчиненного первому, то его определяют как такого рода соответствие природе, в котором проявляются с неким благородством чувство меры и сдержанность (moderatio et temperantia).
28, 97. Такое толкование мы можем вывести из того понимания понятия «подобающего», которому следуют поэты, и о чем обычно подробнее говорится в иной связи. Мы говорим, что поэты тогда остаются верны тому, что «подобает», когда слова и поступки каждого персонажа соответствуют их характеру: например, если бы Эак или Минос 10 говорили: «пусть ненавидят, лишь бы боялись» или «могилой детям сам отец их стал», это показалось бы неуместным [неподобающим] (indecorum), потому что мы знаем, что и тот и другой были добродетельны; наоборот, когда то же самое говорит Атрей 11, публика аплодирует, потому что слова соответствуют характеру этого персонажа. Но поэты смогут судить, как подобает поступать тому или иному герою, исходя из характера каждого из них, нам же сама природа определила роль, поставив нас неизмеримо выше всех остальных живых существ; тем самым поэты, имея дело со множеством разнообразных характеров, должны предусмотреть, что соответствует характеру и что «подобает» даже злодеям, а поскольку нам природа предоставила играть роль твердых, скромных, сдержанных, почтительно-уважительных и та же самая природа учит нас не быть небрежными к тому, как мы ведем себя по отношению к другим людям, становится ясно, сколь широко поле деятельности и родового понятия «подобающего», распространяющегося на всю вообще добродетель (honestas), и того, которое проявляется в