музыке, литературе. Его жизнь вне стен университета была тайной, если только такая жизнь вообще существовала.

– Так ты говоришь, что ничего не знаешь про свою жену? Уже двенадцать лет? Но это немыслимо!

– Я не видел ее и не разговаривал с ней – вот что я сказал. Но кое-что мне все-таки известно – про нее и про детей, которые уже почти перестали быть детьми. Тупра сообщает мне о главном – время от времени сообщает. Что у них все хорошо и они ни в чем не нуждаются. Чтобы я не беспокоился, насколько это возможно, и чтобы не поддавался разного рода соблазнам. И так продолжалось много лет. Я знаю, что Берта официально признана вдовой со всеми вытекающими отсюда последствиями – и здесь, и в Испании. Что она не вышла вторично замуж, хотя вполне могла бы. Именно это позволяет мне думать, что она так до конца и не поверила в мою смерть. Ведь мое тело не было найдено. Согласно официальной версии, я пропал без вести в Аргентине. А так как произошло это достаточно давно, по закону меня признали умершим. Да, умершим я числюсь тоже давно, не сомневайтесь.

– Среди стольких прочих мест они выбрали Аргентину… – пробормотал мистер Саутворт не без иронии. – Не слишком ли затейливо? Не слишком ли далеко? Даже Борхес уехал оттуда – и, видимо, не случайно.

– Как я вижу, вы даже не заметили, что мы вели с этой страной войну. Поразительно, как быстро про нее забыли.

И вспоминают исключительно когда играют между собой наши сборные по футболу, вот тогда на какое-то время разгораются страсти.

– Да, конечно, ты прав, так оно и есть. Мало кто вспоминает про ту войну. Так ты принимал в ней участие? И тогда же состоялся футбольный матч?[52]

Про футбол мистер Саутворт, как оказалось, тоже ничего не знал.

– Участвовал или нет, это не имеет никакого значения. Официальное сообщение гласит, что да, участвовал, что там я бесследно исчез и больше обо мне никто ничего не слышал. Наверное, стал жертвой разбушевавшихся аргентинцев. Какая разница? Я вам сказал, что побывал во многих местах, и надо было дать какие-то объяснения моей семье. А также соответствующему отделу в Форин-офисе, где о таких вещах понятия не имеют. С их же одобрения им мало о чем рассказывают.

– И в результате – двенадцать лет.

– И в результате – двенадцать лет. С Бертой я простился в самом начале той войны. Но история тут другая, иначе я не сидел бы сейчас здесь, у вас. Знаете, человек всегда надеется, что именно с ним ничего особенного не случится, хотя риск и существует. В душе все мы оптимисты и, ложась спать, думаем, что утром обязательно встанем с постели. Короче, человек, выполняя задания и поручения, полагается на везение – ну и как-то выкручивается. А почти всякая удача порождает самоуверенность, мы, сами того не сознавая, постепенно приходим к мысли о собственной неуязвимости. Если на сей раз все сошло хорошо, почему в следующий должно быть иначе, думаем мы. И чем больше препятствий и опасностей преодолеваем, тем упорнее в это верим и тем опрометчивей себя ведем. Пока вдруг не случается какой-то сбой – и тогда все летит к черту. Даже если это нельзя считать форменным провалом, агент должен исчезнуть, его списывают, и больше он ни на что не годится. Он, что называется, спалился. Непонятно, на время или навсегда. Да, мне пришлось по-настоящему исчезнуть, скрыться, было нужно, чтобы я для всех умер, и в первую очередь для жены, это азбучное правило: любые контакты с женой исключаются. Ведь много лет назад какие-то люди уже подкатывались к Берте и страшно ее напугали – “на всякий случай”. Если меня объявят умершим, меньше вероятности, что подобные типы займутся поисками, хотя обычно враги бывают недоверчивыми, им всегда для полной уверенности надо увидеть труп. Крота выслеживают и карают. Про внедренного агента могут забыть, только если и по прошествии времени его не удается обнаружить, или когда те, кому он навредил, умирают, либо отходят от дел, либо поступают в резерв, либо сгорают. Но прежде должны пройти годы. Ну, не тысяча лет, конечно: подпольная жизнь надолго не растягивается, очень быстро происходят замены, а новые люди уже ничего не знают про того человека – у них свои дела. Никому и в голову не придет мстить его родителям или дедушке с бабушкой – это легенды. Он превращается как бы в доисторическое существо.

– Я не уверен, что до конца тебя понимаю, Том. Нет, не уверен.

Теперь Томас говорил быстро, словно помня, что мистер Саутворт в объявленное время должен уйти:

– Да нет, все вы понимаете, мистер Саутворт. Вы человек очень умный. Вот таким образом я и был вынужден исчезнуть. Я превратился в другого человека, меня обеспечили новыми документами и новой биографией, чтобы я мог жить обычной жизнью в том городе, куда буду послан, чтобы мог открыть банковский счет, снять квартиру, иметь карточку государственного социального страхования – короче, все как у всех. А послали меня в провинциальный город средних размеров, где поначалу никто не стал бы искать такого, как я. Там живут только местные или те, кого направили туда работать. И я стал скромным школьным учителем.

– Полагаю, учителем испанского языка или вообще языков?

– Нет, это могло бы вызвать подозрения, я слишком хорошо говорю на всех, которыми владею. Учителем истории, географии и литературы – в зависимости от потребности. Я убил на это пять лет, да, примерно пять лет, ведь легко потерять счет времени, обучая чему-то оболтусов двенадцати, тринадцати, четырнадцати и пятнадцати лет, которым все по барабану. Слава богу, что я не преподавал им языки, в таком возрасте они не желают даже по-английски говорить правильно и творят черт знает что, лишь бы его исковеркать. К счастью, жил я не только на школьное жалованье, хотя и делал вид, будто им ограничиваюсь: мне не следовало в своих расходах выходить за его пределы, нельзя было ничем привлекать к себе внимание, ничем. Скука, разумеется, смертная, когда ты должен резко остановиться на бегу, потом оказаться далеко-далеко и вечно себя обуздывать. Но речь-то идет о жизни и смерти, один опрометчивый шаг – и все полетит в тартарары. У наших врагов тоже есть собственные кроты. Менее пронырливые, чем наши, но есть. Любые организации и движения часто вербуют в свои ряды людей инертных и без четких ориентиров, которые хотят чем-то занять себя и соглашаются на что угодно, но встречаются и фанатики. Так что нельзя игнорировать инструкции, надо