Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– За что именно он должен нести ответственность? – перебил Тома мистер Саутворт.
– За то, что со мной произошло. За то, что они со мной сделали. За то, что они заменили мою собственную жизнь на другую. И теперь уже поздно восстанавливать подлинную, ту, которая была мне предназначена. Параллельное время, оно ведь тоже течет. Параллельное время, – повторил он задумчиво. И залпом выпил бокал вина.
– Том, я не понимаю тебя. Но в любом случае, что бы ты ни имел в виду, не мне судить, в какой степени Питер, то есть профессор Уилер, несет за что-то ответственность. Лучше спросить его самого. Он на несколько недель приехал в Оксфорд. Потом на несколько месяцев поедет в Остин – американские университеты часто его приглашают после того, как он вышел на пенсию. Часть года Уилер проводит в Америке. К нему там относятся с большим почтением, а он имеет возможность пополнить свои доходы.
– Нет, я не хотел бы встречаться с ним без особой нужды. Не хотел бы вести себя грубо с человеком его возраста, ему ведь уже наверняка перевалило за восемьдесят? С человеком, которого я к тому же очень уважал. Не хотел бы призывать его к ответу, раз вы полагаете, что для этого нет никаких оснований. Вам, наверное, будет легче в этом разобраться.
– Грубо? – Саутворт невольно рассмеялся, настолько невероятными показались ему слова Тома. Он даже и себе тоже налил вина и снова сел, картинно расправив складки мантии. – Да о чем ты говоришь? К тому же я не уверен, что ему и вообще будет до этого дело. А еще я бы посоветовал тебе поторопиться. Когда при последнем нашем разговоре я спросил, как он себя чувствует, он ответил: “Жду визита Парки, по возможности безболезненного и с предварительным уведомлением, знаешь, вроде того, как корабли салютуют перед первым боевым выстрелом”. На данном этапе он очень много размышляет о собственной смертности. Он активен, хорошо себя чувствует, но свыкся с мыслью, что постепенно будет угасать. И возможно, был бы не против насильственной смерти. Возможно, она бы его развлекла своей неожиданностью.
Ни один оксфордский дон не может обойтись без иронии или сарказма.
– Смейтесь, если угодно, – сказал Томас очень серьезно. – Я имел в виду словесную грубость, а не физическую, хотя мне и стоило бы труда держать себя в узде. Знаете, вы всегда казались мне честным человеком, очень справедливым, из тех, кто говорит то, что думает. Вот и скажите мне, насколько профессор был в курсе дела. Достоверно вы этого, скорее всего, не знаете, просто не можете знать. Но мне важно услышать ваше личное мнение, и я с ним соглашусь. Вы знаете Уилера лучше, чем любой другой. Вашего мнения мне будет достаточно. Если вы скажете, что он знать ничего не знал, я к нему не пойду. Но если за ним, по-вашему, есть вина, ему придется выдержать встречу со мной.
– Какая вина? О чем он должен был знать? – раздраженно воскликнул Саутворт, теряя терпение. – После своей секретной службы ты стал говорить загадками. Тебе не кажется?
Эту новую шутку Томас Невинсон пропустил мимо ушей.
– Потом я дойду и до этого. Все по очереди, по частям.
– Если части не будут слишком длинными, – бросил мистер Саутворт, глянув на часы. – В двенадцать у меня начинается занятие в Институте Тейлора. К счастью для тебя, сегодня утром оно единственное. Я собирался готовиться к нему, ну да ладно: честно сказать, эту тему я преподаю на всех курсах, даже ты ее наверняка слушал. Валье-Инклан меня не подведет. И если я в очередной раз не повторю материал, хуже не получится.
Том Невинсон понял, как нелегко выдернуть мистера Саутворта из его благодушных привычек, из его безмятежного мира и жизненного ритма. Казалось, это удалось, когда Том ворвался к нему с совершенно безумным видом и бессвязными речами – неузнаваемый разгневанный призрак. Но как только гость взял себя в руки и начал излагать суть дела, Саутворт опять вернулся к вежливому оксфордскому тону – ироничному, скептическому и чуть отчужденному. Том хорошо помнил этот тон, он проскальзывал даже у самых серьезных и благородных членов “конгрегации”. Мистер Саутворт провел в Оксфорде уже много лет, и эти годы, пожалуй, успели его испортить – в нем стало меньше наивности и прямоты, ведь трудно не заразиться нравами клерикального заведения с традициями, насчитывающими восемь веков. Но Том уже не был студентом, он был ветераном, прошедшим жестокие испытания, и ему не было дела до иерархических условностей. Он резко вскочил, подошел к мистеру Саутворту и обеими руками схватил его за накладные борта мантии – хотя такой агрессивный жест был здесь просто немыслим.
– А вы ведь так и не восприняли все это всерьез, правда, мистер Саутворт? Так вот, придется вам потерпеть, и вы будете слушать меня, пока я не выдохнусь. Это не игра. Моя жизнь не была игрой, и ничего забавного в ней не было. Вы сообща отняли ее у меня двадцать лет назад, понимаете? Не думаю, что без меня спецслужбы не могли бы обойтись, и не думаю, что я был единственным. Но государство любит своевольничать и не упускает из-под контроля ни одного своего гражданина. Вы тоже приняли в этом участие – посоветовали мне поговорить с Уилером, целиком довериться ему, Уилер свел меня с Тупрой – а из его цепких рук я уже не вырвался. Вернее, вырвался две недели тому назад,