проблемами. Но потом Том сказал ему, что с ним все в порядке, а Саутворт, как и большинство его коллег, не отличался излишним любопытством, словно то, что происходило вне университета, на самом деле их не касалось. Он быстро забыл про ту историю, поскольку с девушкой знаком не был, по крайней мере не мог ее припомнить – все девушки казались ему на одно лицо; а раз его подопечному ничего не грозило, можно было отнестись к случившемуся так же, как к преступлению, совершенному кем-то в Манчестере, Париже или Варшаве.

Зато мужчину, который сидел перед ним сейчас, та история не испугала бы, не испугало бы убийство знакомого человека, не испугали бы вопросы полицейского, непосредственно его самого касавшиеся. По крайней мере, не испугали бы так, как тогдашнего юношу. “Наверное, – подумал Саутворт, – он бы даже не расстроился. Этот тип воспринял бы убийство девушки как еще один из несчастных случаев, произошедших в мире, а мир всегда остается верен себе, и этот мир он теперь знает. Что успел увидеть Том за прошедшие годы? – спросил себя преподаватель, вглядываясь в бывшего ученика. – Что делал или что с ним сделали, чтобы он стал таким жестоким? Ему предстояло стать дипломатом в Испании или сотрудником Форин-офиса, эти пути были перед ним открыты, если учесть, сколькими языками он владел, и прекрасно владел. Но сейчас он не похож на дипломата или сотрудника министерства. У него лицо человека неприкаянного, отчаявшегося и наверняка не знающего жалости”. Мистер Саутворт достал сигареты и протянул пачку Томасу. Тот взял одну, оба закурили, каждый воспользовался своей зажигалкой, и только тогда преподаватель спросил:

– Так что с тобой произошло, Том Невинсон? Чем ты занимался все это время? Я не знаю, о каком решении ты говоришь, поэтому ничего не понимаю. Что я могу сделать для тебя, если это будет в моих силах? Не важно, рад я или нет твоему визиту, но скажи, почему, черт побери, ты явился ко мне сейчас, столько лет спустя?

Никто никогда не узнал ни что произошло с Томом Невинсоном, ни что с ним стало – ни достоверно, ни в подробностях, ни даже в общих чертах. Где и с кем он работал, в каких операциях участвовал, сколько зла и кому причинил, скольким бедам не дал случиться. Это знал только он сам (как знает про себя все каждый из нас), в меньшей степени знали Тупра, или Рересби, или Юр, или Дандес, или тот человек, что носил все эти имена, а также другие, о которых ничего не известно, как, скажем, Блейкстон, то есть непосредственные шефы Тома, вербовщики и похитители его расчисленной наперед жизни. Возможно, знали что-то, но очень расплывчато, некоторые высокие начальники, которым он, надо полагать, в конечном счете теоретически и служил: сэр Джон Ренни и сэр Морис Олдфилд, сэр Артур Фрэнкс и сэр Колин Фигерс, сэр Кристофер Кёрвен и сэр Колин Маккол (однако вряд ли он успел побывать под началом сэра Дэвида Спеддинга[51], который был руководителем Британской секретной разведывательной службы с 1994 по 1999 год). Но Том, скорее всего, никогда не видел ни одного из них, а они понятия не имели о его конкретных делах и, скорее всего, вообще желали бы узнавать как можно меньше о том, что происходило где-то там далеко от них и какие методы применяли их подчиненные, предусмотрительно отправленные подальше от высоких кабинетов. Наверное, они отдавали распоряжения со своих вершин и ждали рапортов об исполнении, не интересуясь, кто их исполнил и какой ценой. Наверное, они благодарны начальству более низкого звена за то, что оно их обманывает, держит в неведении и избавляет от мрачных или неприятных подробностей. Наверное, они благодарны ему за то, что их обволакивают непроницаемым покровом неведения, который позволит снять с себя вину, если какая-то операция или задание с шумом провалятся или закончатся катастрофой. Наверное, они требуют, чтобы их ни во что не вмешивали. Однако нельзя исключить и желания какого-нибудь начальника лично познакомиться с Невинсоном, если тот чем-то особо отличился или получил повышение и тоже стал одним из промежуточных шефов, возможно выше Блейкстона, но наверняка ниже Тупры, поскольку Тупра не из тех, кто позволит кому-то из подчиненных его обойти. Никто никогда не узнал, какие нашивки получил в конце концов Томас Невинсон. Никто вне стен военной разведки, понятное дело.

Человеком, которому он рассказал больше, чем всем прочим, был мистер Саутворт, но и на его вопросы не ответил и не рассказал, как жил все это время. Хотя и вопросы были скорее риторическими, они задавались для поддержания разговора, поскольку никто не способен вот так с ходу описать двадцать или двадцать с лишним лет своей жизни, и никто не способен такой рассказ выслушать, если это не роман о выдуманных событиях с выдуманным героем, но и тогда будет непросто выдержать столь длинную историю.

Так что Томас как мог кратко изложил, что с ним случилось перед отъездом из Оксфорда, когда он еще оставался студентом, но уже готовился покинуть университет.

– Разумеется, вы ничего про это не знаете, не знаете даже, с чего все началось. – Поняв, что так оно и есть, Том Невинсон успокоился, сумел отчасти взять себя в руки и стал держаться увереннее, как обычно случается с человеком, вынужденным пуститься в объяснения, без чего в его истории будет просто немыслимо разобраться. – Тогда я сказал вам, что проблема решена. Что все подозрения с меня сняты. Как вы, возможно, помните, ту девушку, Дженет Джеффрис, задушили сразу после того, как я у нее побывал. Я попал в скверную ситуацию, помните? А потом я сказал вам, что меня оставили в покое. Но не сказал, в обмен на что, поскольку среди поставленных мне условий было одно, которое предписывало абсолютную секретность, – этим условием я и до сих пор связан. Но кое-что все-таки могу вам сообщить.

И он рассказал, как профессор Уилер посоветовал ему встретиться с Бертрамом Тупрой, “человеком многоопытным и с большими возможностями”, и организовал эту встречу. Как тот явился в книжный магазин “Блэквелл” вместе с Блейкстоном. И что они ему предложили. И как быстро сам он принял решение. И как хорошо помнит тот миг – память о нем никогда не покидает его.

– То есть с тех пор ты работал на секретные службы? Все эти годы? А до меня донеслись слухи, что ты осел в нашем мадридском посольстве и в Форин-офисе.

По тону мистера Саутворта можно было догадаться, что его одолевают самые разные чувства – недоверие, желание обернуть услышанное