На этом самом месте Императрица возводит монумент, который скоро будет удивлением всей Европы. Это — конная статуя из гранита, представляющая Царя Петра и помещенная на скале. Не я советовал моей матери избирать это место, выбранное или, скорее, угаданное призраком. И я не знаю, как описать чувство, охватившее меня, когда я впервые увидал эту статую. Я боюсь мысли, что могу бояться, что бы ни говорил князь Куракин, уверяющий, что все это было не более как сон, виденный мною во время прогулки по улицам. Малейшая подробность этого видения памятна мне, и я по-прежнему утверждаю, что это было видение, и все связанное с ним представляется мне так же ясно, как бы это случилось вчера. Придя домой, я нашел, что мой левый бок положительно окаменел от холода, и я почувствовал некоторую теплоту лишь несколько часов спустя, хотя тотчас же лег в теплую постель и закрылся как можно теплее.

Надеюсь, что вам понравилась моя история и что если я вас заставил подождать, то было из-за чего».

— Знаете, что это значит, Ваше Высочество? — спросил принц де Линь.

— Это значит, что я умру в молодых летах.

— Извините, если я не сойдусь с вами во мнении. Я полагаю, что это доказывает неоспоримо две вещи. Во-первых, что не надобно выходить ночью, когда клонит ко сну, и, во-вторых, что не следует ходить слишком близко к домовым стенам, промерзшим в таком климате, как у вас. Другого заключения из этого я не могу вывести. Призрак вашего знаменитого прадеда существовал лишь в вашем воображении, и я не сомневаюсь, что на верхней одежде вашей осталась пыль от домовых стен.

Этот рассказ (говорит баронесса Оберкирх), произвел, вы можете быть уверены, сильное впечатление на всех нас. Мало кто слышал его, потому что Великий Князь никогда не желал придавать ему огласки. Великая Княгиня не слыхала его по сей день; он бы перепугал ее. Удалясь к себе, я подробно записала его, как всегда делала с тем, что находила особенно важным, ограничиваясь относительно предметов меньшей важности одними заметками, которые бы помогали моей памяти.

Читая далее мемуары баронессы, мы видим, что Павел после как бы раскаивался, что сделал поверенным своей тайны друга своей жены. Он старается убедить ее, что все рассказанное им было выдумано с целью рассказать что-нибудь страшное в свою очередь. Но баронесса была тонкая наблюдательница, и ее не так легко было уверить и разуверить. 28/7 августа того же года Павел Петрович и его супруга были в Монбельяре у родителей Марии Феодоровны, когда там получено было письмо из Петербурга, что 18 числа того же месяца памятник Петру I был торжественно открыт в присутствии Императрицы. Когда читали письмо, Павел приложил палец к губам, делая этим знак баронессе. Баронесса наблюдала внимательно и видела, как Великий Князь старался улыбаться, хотя мертвенная бледность покрыла лицо его. Это объяснило ей окончательно, шутил или не шутил Павел в памятную ночь в Брюсселе.

* * *

Павел был суеверен. Он охотно верил в предзнаменования. Ему, между прочим, предсказали, что если он первые четыре года своего царствования проведет счастливо, то ему больше нечего будет опасаться, и остальная жизнь его будет увенчана славой и счастием. Он так твердо поверил этому предсказанию, что по прошествии этого срока издал указ, в котором благодарил своих добрых подданных за проявленную ими верность и, чтобы доказать свою благодарность, объявил помилование всем, кто был сослан им, или смещен с должности, или удален в поместья, приглашая их всех вернуться в Петербург для поступления вновь на службу.

* * *

Во время одной из этих прогулок, около четырех или пяти дней до смерти императора (в это время стояла оттепель), Павел вдруг остановил свою лошадь и, обернувшись к шталмейстеру Муханову, ехавшему рядом с императрицей, сказал сильно взволнованным голосом: «Мне показалось, что я задыхаюсь и у меня не хватает воздуха, чтобы дышать. Я чувствовал, что умираю… Разве они хотят задушить меня?» Муханов отвечал: «Государь, это, вероятно, действие оттепели». Император ничего не ответил, покачал головой, и лицо его сделалось очень задумчивым. Он не проронил ни единого слова до самого возвращения в замок.

* * *

Вот еще удивительный рассказ, который великий князь (Константин Павлович. — Е. Л.) повторял мне несколько раз. Среди лиц, которые были приставлены для его воспитания, был один помощник воспитателя, впавший потом в буйное умопомешательство. Прикованный к болезненному ложу, он постоянно просил к себе своего воспитанника, и великий князь навестил его. При виде его больной успокоился и пришел в сознание. Великий князь присел к нему на кровать, стал его утешать и спросил, чего он хочет. Больной попросил, чтобы великий князь остался с ним наедине.

В это время строился Михайловский дворец. Это было как раз рядом с тем местом, где лежал больной, так что он мог видеть из окна производившиеся строительные работы.

— Посмотрите на стены дворца, — сказал он великому князю. — Какого они цвета?

— Такого же, как везде, — отвечал Константин Павлович.

— Ошибаетесь, — возразил больной, — они имеют цвет крови. Не пройдет двух лет, как тот, кто строил этот дворец, обагрит его своею кровью.

Великий князь принял эти слова за бред расстроенного воображения и не придал им никакого значения. Трагическая кончина Павла в этом замке известна всем.

* * *

Князь С. М. Голицын, припоминая сегодня кончину Павла Петровича, рассказывал, что накануне Государь ужинал в половине девятого. В этот день в кабинет поставили три новых зеркала. Государь ходил и шутил с ужинавшими. «Какие мне зеркала повесили! Куда ни посмотрю, все у меня лицо кривое, все на боку». — «C'est en attendant, Votre Majesté»[78], — отвечал Юсупов. За ужином великий князь Александр чихнул. Павел встал и сказал: «Que Dieu vous bénisse, Monseigneur»[79]. Ужин, как обыкновенно, кончился в половине десятого. Заведено было, что все выходили в другую комнату и прощались с Государем, который в 10 часов бывал уже в постели. В этот вечер он так же вышел в другую комнату, но ни с кем не простился, а сказал только: «Чему быть — того не миновать!» Вот какое предчувствие имел император Павел.

* * *

Михайловский замок был выстроен по приказанию императора Павла I; постройка его стоила громадных сумм; прежде в зимнее время Павел Петрович жил всегда в нем, а летом в Павловске или в Гатчине. Замок был кирпичного цвета, под карнизом находилась следующая надпись: «Дому твоему подобает святыня Господня в долготу дней». После смерти императора заметили, что он жил столько лет, сколько в надписи было начертано букв.

* * *

…на простиравшемся на полу шлейфе платья императрицына лежала всегда дворная паршивая собака, которая нигде иначе не ложилась и которую императрица (Мария Федоровна. — Е. Л.) никогда не сгоняла. Чудная собака сия достойна того, чтоб о ней упомянуть. Она, увидя однажды государя (Павла I. — Е. Л.), идущего по двору, неизвестно откуда взялась, подбежала к нему и маханием хвоста изъявляла ему свою радость. Он ее погладил. Она, как будто бы получа чрез то позволение, пошла за ним на лестницу, в комнаты и в самый кабинет его. Он дал ей волю и не отогнал от себя. С тех пор она от него не отставала и в короткое время из робкой и боязливой так сделалась смела и спесива, что никто, кроме его, дотронуться до нее не мог: на всякого она огрызалась и кусала. Один раз случилось, что она во время вахтпарада, бегая за ним, не в пору залаяла, так что он, рассердясь на нее, закричал нам: «Возьмите ее от меня прочь!» — Мы все кинулись на нее. Она, по-видимому, устрашась гневного вида его, вместо того, чтоб по-прежнему ворчать и кусаться, повалилась на спину и смиренным маханием лапок словно как бы просила о пощаде. Она любила спектакли и ни одного из них не пропускала: сидела в партере на задних ногах и смотрела на игру актеров, как будто бы понимая их речи и действия. В день смерти императора, никуда прежде из дворца не отлучаясь, она вдруг пропала; и никто не знает, куда девалась.