Синьдэ накрыл ему рот ладонью и увлек обоих в тень. Он указал на силуэт, возникший на крыше примыкающего к школе дома. На ветру развевался длинный черный плащ. Издалека и в темноте Цзянь не мог разглядеть лица, но катуанку он узнал. Это значило, что мастер Гуаньши пал в бою.

Сайык, видимо, пришел к тому же выводу. Его голос дрогнул.

— Нет. Не может быть.

Цзяню страшно не хотелось это признавать, но он понимал, что, скорее всего, так и случилось. Оба прекрасно владели военным искусством, но женщина была опытнее Гуаньши, проворнее и ловчее. И вдобавок вдвое младше.

— Интересно, она нас видит? — спросил Цзянь.

Едва эти слова сорвались с его уст, как женщина повернулась к ним. Цзяню показалось, что ее глаза горят зеленым огнем, как у кошки. Катуанка пробежала вдоль гребня крыши, перемахнула через улицу и направилась к юношам.

В ужасе все трое бросились куда глаза глядят — лишь бы подальше от убийцы. Попасться правителям или Немым казалось предпочтительнее, чем принять смерть от рук женщины, которая только что убила их мастера. Цзянь оглянулся и увидел, что катуанка бежит почти вровень с ними, перепрыгивая с крыши на крышу. Судя по тому, как быстро она их нагоняла, выбора у него, очевидно, не было.

— Мы всего в трех кварталах от ближайшей караульни, — пропыхтел Сайык.

Он начал сдавать.

— Мы не добежим! — крикнул Цзянь.

Катуанка уже почти настигла их.

Синьдэ замедлил шаг.

— Вы оба бегите дальше, а я попробую ее задержать!

Прежде чем он успел остановиться, Цзянь схватил его за рукав. Синьдэ попытался вырваться, но Цзянь решительно тащил старшего ученика за собой.

Значит, Гуаньши с самого начала все знал. Это потрясло Цзяня. С самого рождения люди его боготворили. Он был Предреченным героем, основой религии, спасителем своего народа. Цзянь никогда не сознавал, какая ответственность на нем лежит; он принимал поклонение как данность, пока смерть не подошла близко. Люди, к которым он привязался, жертвовали собой, чтобы спасти его никчемную жизнь. Школа сгорела дотла, мастер Гуаньши погиб. Все это лежало тяжким грузом на душе Цзяня. Он и помыслить не мог о том, чтобы дополнительно обременить свою совесть.

Они повернули на следующем перекрестке и увидели на границе квартала столб с вывеской — местную караульню. Юноши собрали остаток сил и бросились бежать, размахивая руками и вопя во всю глотку. Осталось совсем немного, и они уже привлекли внимание дозорного…

— Помогите! — закричал Цзянь. — Нас хотят убить!

— Разбудите капитана! Я приказываю! Немедленно! — Сайык, казалось, обрел второе дыхание — он вырвался вперед, едва увидел солдат. — Мой отец… мой отец…

Это было последнее, что услышал Цзянь. Только что его башмаки стучали по булыжной мостовой, а сердце бешено колотилось в груди — и вот над головой мелькнула тень, и что-то крепко ухватило юношу за лодыжки. Цзянь покатился по земле, сбитый с ног, и мир вокруг завертелся. Он едва успел вскрикнуть, прежде чем стукнулся головой о мостовую. Перед глазами тут же поплыло, в ушах зашумело. Все болело так сильно, что боль уже не ощущалась.

Он моргнул, глядя в пустоту. В воздух поднимался огромный клуб черного дыма, от которого щипало глаза. Левая сторона тела отнялась: он едва чувствовал пальцы ног. Цзянь снова моргнул — и рядом появился Синьдэ; он пытался поднять его, беззвучно открывая и закрывая рот. Цзянь привалился к старшему ученику. Ноги у него безжизненно волоклись по земле.

Прошла целая вечность, прежде чем он наконец пришел в себя. Как будто лопнул пузырь, и все чувства — зрение, слух, осязание — разом ожили. Мир перестал плыть — и прямо перед собой Цзянь увидел катуанку. Ее плащ трепетал на ветру, и на сей раз в руке она держала нечто вроде кнута.

Похоже, Синьдэ тоже неудачно приземлился. Однако он упорно пытался поставить Цзяня на ноги. Катунка меж тем подошла ближе.

— Синьдэ, Гиро! — кричал Сайык.

— Беги, не останавливайся! Зови на помощь! — крикнул Синьдэ в ответ.

Он задвинул Цзяня себе за спину и принял боевую стойку.

— Не подходи.

Руки у него дрожали; казалось, он вот-вот лишится чувств.

— Мне достаточно одного, — ответила женщина. — Не мешай мне сдержать обещание, которое я дала твоему мастеру. Отойди.

Синьдэ бросился на нее. Катуанка шевельнула рукой, и кнут ударил его по плечу, заставив пошатнуться. Затем он обвился вокруг пояса; от могучего рывка Синьдэ взвился в воздух и со стуком ударился о стену.

Затем катуанка повернулась к Цзяню:

— Вот мы и встретились, мальчик.

— Я не тот, кем ты меня считаешь, — запинаясь, выговорил Цзянь. — Я тебе не нужен. Пророчество не сбылось.

— Ты противоречишь сам себе, — негромко отозвалась женщина. — Прежней ошибки я не повторю.

Она резко выбросила руку вперед, и кнут превратился в копье. Не будь Цзянь так напуган, он восхитился бы. Катуанка направила копье на него.

— За моего Хана и мой народ. За Незру и Катуа.

Цзянь живо представил, как острие пронзает его сердце. На сей раз он ничего не мог сделать — ничего и не оставалось. Принять смерть от рук катуанки было обидно. Он ждал от жизни большего.

В голове Цзяня мелькнула мысль, которая, как ни странно, никогда не посещала его раньше. Что подумают люди, когда узнают, что он умер? Они будут скорбеть о павшем герое? Или в анналы истории он войдет лишь персонажем анекдотов? Цзянь подумал о Небесном дворце, где провел большую часть жизни. Каково там теперь без него? Дворец заброшен или, наоборот, сделался светлым и веселым?

Что сказали бы родители, узнав, что их сын, Предреченный герой Тяньди, воин пяти Поднебесных, не только не сумел выполнить свое предназначение, но и умер, как крыса, в сточной канаве?

Они плакали бы? Тосковали по нему? Или ощутили бы разочарование?

Цзянь тупо уставился на острие, проткнувшее рубашку. Едва он успел почувствовать боль, как мир взорвался. Что-то с силой хлестнуло его по лицу, и он распластался на спине.

Цзянь издал возмущенный вопль. Уже второй раз за считаные секунды он получил по физиономии. Он сел и похлопал себя по груди, ища рану. Ничего не найдя, юноша поднял голову… и замер.

Чудо.

— Это… правда вы?

Линь Тайши стояла перед ним с обнаженным мечом, не сводя глаз с катуанки. Она презрительно улыбнулась.

— Я, кажется, говорила тебе, чтобы ты сидел тихо, глупый мальчишка?

По щеке Цзяня скатилась одинокая крупная слеза. Впервые на его лице отразились такие сильные эмоции. Юноша протянул руку, чтобы коснуться Тайши и проверить, не мерещится ли она ему. Это было поистине жалкое зрелище.