– Наш Гуннар когда-то на медвежьей охоте спас старосту этих поселян. Теперь тот пожизненный должник Хмурого. Вот и старается.

Стема медленно отхлебнул воды из ковша-утицы. Так вот оно как… А ведь он помнил, кто-то рассказывал, что Гуннар во время одной облавы на медведя спас старосту какого-то русского рода. Похоже, здесь это было. И, кажется, Гуннар даже породнился тут с кем-то, как бы не с самим старостой. Говорили, что некая родичка старосты родила ребенка от Гуннара. Местные не возражали, если кто-то добавлял им благородной воинской крови. И выходит, Гуннар тут как дома, поэтому и велел этому Торчащей Бороде ждать здесь.

Почти машинально отхлебывая из ковша, Стема прошелся среди хижин и оказался подле человека в колодках. Тот поднял голову: лицо серое от пыли, губы растрескались. Подумав немного, Стема стал поить его. Мужчина рванулся к воде, а потом вдруг заплакал.

– Стейнвид, – услышал Стема за спиной голос Ульва. – Идем, я покажу тебе, какие у меня есть товары. Может, и сторгуемся за пояс.

– Я еще не решил, отдавать ли тебе пояс. Погоди, отдохну малость, тогда и подумаю.

Вечером в селении устроили пир. Расставили на площадке перед избами столы, принесли всякую снедь – рыбу, дичь, мед выставили. Селение оказалось небедное. Когда плясать начали, даже колодочника отпустили. Староста уверял, что это только из почтения к гостям, иначе сидел бы еще всю неделю. Гуннар восседал на высоком месте рядом со старостой, а когда какая-то молодица усадила к нему на колени годовалого ребенка, вид у грозного варяга стал растерянный. Вернул матери дитя почти с облегчением.

Варяги покатывались от смеха, видя смущение своего главы.

– Привыкай, Гуннар. Скоро твоя княжна тебе еще не одного такого подарит. Не иначе в Раудхольм уже брюхатой привезешь ее.

А ворчливый кормчий Хравн все бубнил:

– Засиделись тут, как лесные тролли. И люди наши по лесам разбрелись, устав бездельем маяться.

– Как это разбрелись? – вскинулся Гуннар. – Я хотел велеть уже завтра парус поднимать.

– А я что? Да я только о том и мечтаю! Но без своих людей не пойду. Я за каждого из них в ответе. Что я скажу дома? Что оставил своих хирдманнов в каком-то медвежьем углу на потеху местным троллям? К тому же Бьорн мой побратим, без него я к рулю не сяду.

Стему весь вечер донимала местная девка. Все ластилась к нему, а то и на колени плюхалась.

– Такой красень, такой сладенький! Али не нравлюсь, раз все время брови-то соболиные хмуришь?

Стему она изводила. Цыкнул на нее, чтобы не мешала слушать, о чем Гуннар с кормчим говорят. Выходит, они задержатся тут, пока не соберут разбредшихся по окрестностям от скуки и долгого сидения хирдманнов. Это означает, что еще дней пять они здесь проторчат, не меньше. И Стеме в голову стали лезть всякие мысли.

– Вот что, голубушка, не проводишь ли ты меня в дом, где невесту нашего Гуннара содержат? Мне ненадолго. Хочу пару слов ей сказать, чтобы никто не проведал.

– А поцелуй? – дурашливо откинула голову красотка.

Целоваться ей нравилось, сама так и лезла. И когда Стема вместе с ней покидал освещенное светом костров застолье, все подумали, что они идут по своим делам. И только когда девушка, почти повиснув на Стеме, провела его к отдаленному дому да постучала, он, наконец, оторвал от себя ее руки.

– Дай хоть словом с хозяйкой обмолвиться, душа-девица!

Внутри небольшого помещения, где горела одна лучина, какая-то немолодая женщина расчесывала Светораде волосы. У той из глаз медленно текли слезы, однако Стема с облегчением отметил, что стоявшая перед ней чашка с молоком была почти выпита.

Когда по его знаку женщина вышла, проворчав, чтобы он постерег пленницу, пока она ей чистую рубаху принесет, Стема выждал минуту, стараясь не глядеть в лицо Светораде, и негромко сказал:

– Хорошо, что ты стала есть. Тебе понадобятся силы. Это все, что пока хочу сказать. Я же… Думай обо мне, что хочешь, но я попытаюсь помочь тебе.

И тут же вышел, потому что сам еще не знал, как собирается помогать.

Хвала богам, ворчливая прислужница увела с собой настырную девку. И Стема сидел у порога, ожидая (ведь дал понять, что постережет княжну, а лишние слухи о том, что он без дела кружит вокруг, были ему ни к чему), поглядывал туда, где под звуки рожков и трещоток плясали с местными девицами варяги. Он едва не произнес заклятия, когда перед ним словно из-под земли возникла чья-то тень.

– Хоробр, это я, Ходота, – произнес рядом незнакомый голос с характерным выговором дреговичей. – Ты мне сегодня водицы дал попить. Вот пришел поблагодарить. Думал ведь, что помру. Но, хвала богам, вы сюда явились.

– А-а… – только и протянул Стема. Ходота, значит, тот, что в колодках был. – Ну, и о чем будем говорить?

– А ни о чем. Я уже на рассвете уеду. И конь мой застоялся, да и… Пусть лучше меня леший на болотах закружит, чем я еще раз сюда приеду. А ведь родом я отсюда. Да только и без них проживу.

Не всякий родович так смело откажется от поддержки своих, станет изгоем, за которого и вступиться некому. Но Стему проблемы Ходоты особенно не волновали, а вот то, что он увидел, как сюда идет знакомая девица с какой-то старухой, заставило его поспешить прочь. Сейчас ему было не до того, чтобы любиться с настырной местной красавицей, да и излияния благодарного Ходоты не хотелось выслушивать. Он пошел туда, где темнел силуэт драккара. Близко не подходил, видел, что у костра охрана не спит. Просто подошел к воде и присел на бережку. А Ходота тут как тут. Поговорить ему, что ли, здесь не с кем?

А тот трещал без умолку. Рассказал, что с бывшими родовичами общается, только когда в эти края наведывается. У него в десятке селищ отсюда до самого Днепра по семье имеется: жены, дети, родня их. Найдет, где голову преклонить.

Стема стал более внимательно прислушиваться к его речам: во-первых, отметил, что этот дрегович не так и прост, раз считать может; во-вторых, похоже, знает путь на Днепр… И какие-то смутные еще планы стали возникать в голове у Стемы.

Ходота же продолжал болтать. Чуть ли не от рождения свою жизнь начал пересказывать: и самым смышленым-то он был в роду, и охотник-то отличный уже с отрочества. А потом Ходота стал на торги дальние ездить. Сперва с родовичами, а когда узнал стежку-дорожку, – то и сам. Ну и пошло-поехало. Теперь у него богатства больше, чем у всего семейства накоплено. Жить он обычно предпочитает там, где его чтут и уважают. Да только, видать, Недоля злая так подгадала, что он ни с того ни с сего решил к отчему дому наведаться. Думал, на Купалу побывать с прежней родней, повеселиться. Ну и сошелся в любовном угаре с родной сестрицей. Она была не против, а он не знал, что с единоутробной сестрой любился. Когда уходил, она еще девчонкой сопливой бегала, а тут такая… сиськи рубаху прорывают, коса до пояса. Сладкая девка выросла. Да вот только их заметили вместе и…