в своей родовитой безнаказанности. «Или герцог Бургундский постарался, или разбежались, как мадам де Монфор», – усмехнулся про себя Ла Тремуй. После чего он вполне естественно задался вопросом, по какой же причине вездесущая когда-то старшая фрейлина так поспешно сменила госпожу? И почему именно на дочь герцогини Анжуйской? Была ли мадам де Монфор обычной шпионкой, выполнившей свою задачу, или поступила так, согласуясь с теми же резонами, которыми обычно руководствовался и сам Ла Тремуй – просто выбрала сильнейшего.

«Ох, я бы тоже её светлости послужил…», – почему-то подумалось вдруг. Но увы… Как ни хотелось обратного, невозможно было не признать, что герцогиня его к своему двору и близко не подпустит. Особенно после смерти супруга.

«Бог его знает, каким чутьем она всё угадывает?»…

Перед глазами загрустившего царедворца проплыли досадные ошибки того страшного семнадцатого года, благодаря которым сегодняшний Ла Тремуй сделался куда осмотрительнее.

А всё потому, что тогда спешил и постоянно выбирал не тех, кого следовало!

Сначала был Бургундец, который после Азенкура сделался особенно непопулярен. Потом – граф Арманьякский со своими поисками «неверных»… А глупее всего Ла Тремуй себя повел, когда решил загладить предательство перед Бургундцем. Тоже в каком-то смысле выплачивал долг, закрывая глаза на то, как приглашенный им же шарлатан-лекарь подсыпает толченые изумруды в обычное лекарство принцев от несварения…

Он точно так же закрыл глаза и в тот день, когда после похорон дофина Жана, приехавший с откровенным вызовом всему парижскому обществу герцог Анжуйский пожаловался на легкое недомогание и получил лекарство из рук того же шарлатана. Ла Тремуй искренне думал, что смерть неудобного герцога ему зачтется. Но вышло только хуже. Смерть Луи Анжуйского сняла все подозрения с него и с его супруги, и герцог Бургундский выплаченным долг Ла Тремуя не посчитал.

Последней отчаянной попыткой хоть как-то реабилитироваться стала отправка в Тур принцессы Катрин. Но она всего-навсего избавила Великого управляющего двора его величества от преследований со стороны герцога, затеявшего «чистки» не хуже тех, что были при графе Арманьякском. А в остальном… Ох, Господи, в остальном он так и оставался пока не слишком-то удачливым приближенным… Ко всем понемногу.

«Глупо, – покачал головой Ла Тремуй, – очень глупо было так ошибаться!».

И теперь, глядя на изменившийся двор королевы, вынужденной довольствоваться робкими девицами, вся преданность которых держится на отсутствии сильной родни, он снова подумал, что изо всех могущественных герцогов Франции только мадам Иоланда Анжуйская ни разу не утратила своих позиций, и к голосу её как прислушивались, так и продолжали прислушиваться, и неважно – охотно или против воли! «А значит, – усмехнулся про себя Ла Тремуй, – мадам де Монфор, которую я по незнанию всегда немного презирал, перемудрила нас всех! Особенно, если с самого начала шпионила для герцогини… А ведь она и шпионила! Иначе взяла бы её герцогиня на службу своей дочери? И только Господь знает, какими секретами Изабо располагает сейчас её светлость!».

Фрейлины, наконец, завершили дела при королеве и, прошуршав одеждами, удалились. Изабо еще немного посидела, глядя им вслед с настороженностью, которая слишком о многом говорила, потом решительно поднялась.

Ла Тремуй мгновенно отскочил от портьеры и тут же выбросил из головы все ненужные мысли. Приосанившись, придал лицу выражение самой рабской преданности, но удержать его долго не смог. Как только все та же девица перенесла свечи из покоев в приемную, лицо Ла Тремуя изумленно вытянулось.

До сих пор Изабо сидела спиной к нему. Теперь же он смог хорошо рассмотреть королеву, которую не видел почти год, и поразился произошедшим в ней переменам… Лицо и фигура Изабо словно утратили четкий контур, зато взгляд и сурово сжатые губы обрели жесткость, которой прежде не имели.

– Рада видеть вас, мессир, – холодно произнесла она. – Приятно сознавать, что остался хоть кто-то, способный прибыть по первому моему зову.

Это тоже было ново и удивительно – горечь и сарказм, с которыми фраза была произнесена. Прежняя Изабо никогда не сомневалась в желании ей услужить. Даже в те времена, когда граф Арманьякский ясно давал понять, что управление государством не её ума дело.

– О, ваше величество! – пылко воскликнул Ла Тремуй. – Я бы встал по вашему зову даже со смертного одра!

Королева потерла лоб рукой.

– Ах да, вы, кажется, болели. Но деревенский воздух исцелит кого угодно, так что давайте поговорим о деле, для которого я вас вызвала.

Она села, а Ла Тремуй обиженно поджал губы – уж в чем, в чем, а в пренебрежении к тем, кто ей служит, Изабо осталась прежней.

– Счастлив выполнить любое приказание вашего величества. Особенно потому, что оно избавит меня от терзаний… Ведь когда-то я не смог выполнить того, что обещал вам.

– Бросьте, сударь! Ничем вы не терзались, – глаза Изабо окинули Ла Тремуя с ног до головы и задержались, почему-то, на скромной серебряной цепи вокруг его ворота. – Здесь давно никто ничем не терзается. У вас, по крайней мере, хватило ума сбежать от двора подальше.

– Но, мадам, я действительно был болен…

– Сядьте!

Ла Тремуй послушно присел, изображая огорчение от того, что ему не верят.

– Я желаю дать вам поручение чрезвычайной важности, – сказала королева. – Оно не требует подписи его величества или подписи герцога Бургундского. Оно вообще не требует никаких резолюций, которые отсрочат его выполнение и дадут, при желании, возможность сказать, что ничего не вышло. Тут нужно только одно – ваша добрая воля.

– Мадам, я готов! Располагайте мной…

«В разумных пределах», – хотелось добавить Ла Тремую, но что-то в тоне Изабо говорило само за себя – это уже не просто блажь, а кое-что посерьезнее. Возможно даже политическая интрига. А интриги мессир всегда почитал, как дело разумное…

– Вы будете смеяться, – продолжала, между тем, королева, – но я снова хочу отправить вас к дофину.

– О, Господи! – вырвалось у Ла Тремуя. – Надеюсь, мадам, вы не потребуете, чтобы я привез его в Париж, иначе мне совсем будет не до смеха!

– Успокойтесь. Шарль мне тут совсем не нужен. Я просто хочу, чтобы вы кое-что передали ему на словах. Или…, – королева потерла пальцем кончик носа, – будет даже лучше, если вы убедите его сказать своей, так называемой матери, буквально следующее: герцог Бургундский осведомлен обо всех ваших планах и очень серьезно намерен в них вмешаться. Только, прошу вас, передавайте дословно! А если они не поймут о каких планах идет речь, скажите просто: «О вашем чуде».

Ла Тремуй нервно сглотнул.

– Но, мадам, – пробормотал он. – чтобы передавать подобное, надо иметь, хоть какое-то представление о предмете разговора.

– Зачем? – удивилась Изабо. –