«ускользание национальной почвы» из-под производства потребностей, и они начинают полностью формироваться в центрах мирового капитализма. Такие народы он сравнил с аборигенами, чахнущими от европейских болезней. Россия оказалась перед угрозой «зачахнуть», превратившись в слаборазвитое общество.

За годы реформы в России в три раза сократилось число тракторов и в три раза увеличилось число личных легковых автомобилей. Средства, предназначенные для инвестиций в структуры восстановления и развития, проедаются нынешним поколением (рис. 17).

Рис. 17. Индекс капиталовложений в основные фонды и розничного товарооборота в России, 1990 = 100

Сейчас в России непогашенные кредиты есть у 39,4 млн человек – это более половины экономически активного населения страны. Согласно прессе, в России начались массовые социальные дефолты – более 5 млн человек не платят по кредитам. Их долги перед банками достигают 1,3 трлн руб. [315]. Возникла еще одна общность с плохим социальным самочувствием.

Результат известен: разведенные реформой части общества уже осознали наличие между ними пропасти. «Системный» раскол прошел по экономическим, социальным и мировоззренческим основаниям. Резко изменились социальный статус и образ жизни рабочих. Большая часть их прошла через тяжелый период безработицы[62]. Дискредитирована сама профессия рабочего – удар по основному производству России. Культурная травма привела к резкому снижению ценности труда в сознании.

Заключение

В конце 1980-х гг. была создана и силой авторитета гуманитарной интеллигенции навязана обществу аномальная методологическая парадигма. В ней стали господствовать ориентация не на достоверность и истину, а на «высшие цели» – корпоративные и групповые интересы. Были нарушены фундаментальные нормы научной рациональности. На языке этой парадигмы, с ее логикой и мерой стала также мыслить и изъясняться основная масса преподавателей и подготовленных ими дипломированных специалистов – а затем и политики, бизнес-элита, СМИ.

Как можно преподавать студентам, чего от них можно требовать? Студент-политолог боится прикоснуться к политике, даже к самому безобидному ее проявлению, студент-социолог бежит от социального факта: им уже вбили в голову: чем угодно занимайтесь, но не касайтесь российской реальности. Перманентная революция и есть хаос, к которому человек науки в принципе не может приспособиться. Поколение за поколением наших обществоведов обучают в такой уродливой парадигме, что уже не стоит вопроса ни об истине, ни об идеологии, все смешано в кашу – ризому. Сказано: «У ризомы нельзя выделить ни начала, ни конца, ни центра, ни центрирующего принципа (“генетической оси”), ни единого кода».

В обществоведении произошла деградация всей системы познавательных средств, на которой собирается интеллектуальное сообщество. Это значит, что в настоящее время российское общество не обладает коллективным субъектом научной деятельности в области обществоведения и трансляции знаний из этой области во все сферы общественной практики. Отдельные личности, пытающиеся сохранить или возродить нормы научной дискуссии, не могут заменить национального сообщества. Результаты их работ не обсуждают, публикации не читают или читают «про себя». Коллеги, влившиеся в мейнстрим, даже не критикуют эти публикации и суждения – негласная установка требует не дискуссии, а замалчивания.

Только профессиональное сообщество может выработать, задать и поддерживать всю систему норм, регулирующих получение, проверку и движение научного и вообще рационального знания о предмете. Для этого требуются соответствующая социальная организация, профессиональная «полиция нравов» и дееспособная система санкций. Ничего этого в постсоветском обществоведении нет – самые тяжелые нарушения норм научности (по ошибке или по недобросовестности) не влекут за собой не только формальных профессиональных санкций, но и никакой реакции.

Сначала в среде обществоведов, а затем во всей общности, которую называли интеллигенцией, парализована критическая мысль. Группы радикальных реформаторов (типа ГУ-ВШЭ или ИНСОРа), да и «несистемная оппозиция» типа аудитории «Эха Москвы» и «Новой газеты», вовсе не критикуют принципиальных положений массивного общественного процесса, порожденного в 1990-е гг., – они требуют от власти: «Дальше! Быстрее, быстрее!» Правящее меньшинство, следуя административному инстинкту, довольно молчанием общества, а критики из ИНСОРа или «Новой газеты» даже полезны – демократия! Этот мейнстрим тащит нас всех в трясину, из которой мало кто выберется.

Резко усложнившееся постсоветское общество и резко усложнившиеся «чужие» общества делают невозможной – при отсутствии научного обществоведения – «визуализацию» общественных и политических процессов и, следовательно, предвидение зарождающихся рисков и угроз [317]. Россия уже четверть века движется в тумане, без карты и компаса, натыкаясь на камни и коряги. Государство втягивается в историческую ловушку: недовольство ходом событий обнаружилось во всех социокультурных группах – притом, что между этими группами созрели ценностные разрывы. Этот тип отчуждения общества от государства очень опасен – на кого опереться?

В большом докладе Института социологии РАН об итогах 20 лет реформ так сказано о «самом распространённом по частоте его переживания чувстве несправедливости всего происходящего вокруг»: «Это чувство, свидетельствующее о нелегитимности в глазах россиян самого миропорядка, сложившегося в России, испытывало в апреле 2011 г. хотя бы иногда подавляющее большинство всех россиян (свыше 90 %), при этом 46 % испытывали его часто…

В первую очередь в этой связи стоит упомянуть чувство стыда за нынешнее состояние своей страны. Стыд за страну… связан с отрицанием сложившегося в России “порядка вещей”, “правил игры” и т. п., которые представляются людям не просто несправедливыми, но и позорными… Новой тенденцией последних лет является при этом практически полное исчезновение связи чувства стыда за свою страну и всего блока негативных чувств с доходом – если ещё пять лет назад наблюдалась отчётливая концентрация испытывающих соответствующие чувства людей в низкодоходной группе, то сейчас они достаточно равномерно распределены по всем группам общества, выделенным с учетом их среднедушевых доходов. Это значит, что если тогда эти чувства вытекали прежде всего из недовольства своей индивидуальной ситуацией, то сейчас это следствие несовпадения реальности с социокультурными нормами, широко распространёнными во всех слоях россиян, что также говорит об идущих процессах делегитимизации власти. При этом в последние годы чувство стыда за свою страну довольно быстро нарастает» [315].

Игнорировать такие выводы недопустимо, даже если внимание массового сознания отвлечено злободневными и чрезвычайными проблемами. Нельзя надеяться и на то, что действия государства в отношении кризиса Украины и в международной сфере получили массовую поддержку и даже энтузиазм – чтобы эти действия увенчались успехом, надо, чтобы в самой России ход развития отвечал чаяниям подавляющего большинства народа.

Возрождение России делает совершенно необходимой сборку отечественного обществоведения как профессионального сообщества, стоящего на платформе научной рациональности. В условиях общего культурного и мировоззренческого кризиса эта сборка не может вестись на единой когнитивной основе в рамках общей методологической парадигмы. Речь может идти о формировании небольшого числа интеллектуальных кластеров, однако соединенных минимумом общих профессиональных норм, обеспечивающих возможность дискуссии и диалога.