Если вспомнить приведенное выше требование «отказа от попыток регулирования рынка труда», то ясно, какая «новая социальная политика» закладывается в «Стратегию-2020». Своих граждан станут без «формальных и неформальных препятствий» увольнять, а вместо них завозить более покладистую и дешевую «иностранную рабочую силу».

В докладе предлагается перейти к драконовской пенсионной системе: «Реформированию пенсионной системы нет альтернативы… Реформирование пенсионной системы позволит сэкономить к 2020 году от 0,69 % ВВП до 1,22 % ВВП… Предложенные меры по реформированию пенсионной системы носят принципиально комплексный характер: повышение требований к минимальному стажу с 5 до 15 или до 20 лет; более или менее быстрое повышение пенсионного возраста до 63 лет для обоих полов».

В этом предложении нет никаких определений цели, никаких альтернатив и прогнозов последствий, никакого поиска индикаторов, критериев, оптимальных соотношений.

Экономисты привыкли оперировать средними величинами. Но при том расслоении, которое произошло в России, средние величины не годятся при обсуждении социальных проблем. Для верхней квинтили пенсия вообще не имеет значения – молодой жене на булавки. Две средние квинтили выдержат сокращение пенсии (или прикопят заранее)[59]. Но основная масса пенсионеров – в двух нижних квинтилях. Сравните покупательную способность их пенсий с пенсией 1989 г.! Это разница бытийная, средняя пенсия едва дотягивает до физиологического минимума. Для этих людей «экономия 1 % ВВП» – сдвиг от бедности в нищету. А при прогнозируемых масштабах безработицы именно этой категории граждан при повышении «пенсионного возраста до 63 лет для обоих полов» предстоит лет пять перебиться без зарплаты и без пенсии (кто доживет).

И ведь эту реформу предлагают провести на фоне коммерциализации здравоохранения. Это – одна из главных проблем бедной части населения, особенно пожилых. Социологи пишут: «То, что части бедных все-таки удается пользоваться платными медицинскими услугами, скорее отражает не их возможности в этой сфере, а очевидное замещение бесплатной медицинской помощи в России псевдорыночным ее вариантом и острейшую потребность бедных в медицинских услугах. Судя по их самооценкам, всего 9,2 % бедных на сегодняшний день могут сказать с определенной долей уверенности, что с их здоровьем все в порядке, в то время как 40,5 %, напротив, уверены, что у них плохое состояние здоровья. Боязнь потерять здоровье, невозможность получить медицинскую помощь даже при острой необходимости составляют основу жизненных страхов и опасений подавляющего большинства бедных» [304].

И не надо ссылаться на рост средних зарплат. Вот вывод социологов 2010 г.: «Хотя в условиях благоприятной экономической конъюнктуры за последние шесть лет уровень благосостояния российского населения в целом вырос, положение всех социально-демографических групп, находящихся в зоне высокого риска бедности и малообеспеченности, относительно ухудшилось, а некоторых (неполные семьи, домохозяйства пенсионеров и т. д.) резко упало» [305].

За шесть лет манны небесной нефтедолларов благосостояние двух нижних квинтилей населения относительно ухудшилось, а у неполных семей (30 % семей с детьми) и пенсионеров – ухудшилось абсолютно. Вот этот феномен следовало бы объяснить в докладе.

Авторы доклада дают странную и даже нелепую характеристику современной российской семьи и перспектив ее развития в предстоящее десятилетие: «Сегодняшняя семья дает родителям больше возможностей – строить свою карьеру (уход за детьми с помощью платных профессионалов); не длить неудачный брак, жить с сегодняшним партнером, соединяя детей от разных браков, и т. д. Таким образом, привычные механизмы взросления переживают эрозию».

Похоже, что «Стратегия-2020» составлялась для узкой прослойки «высшего среднего класса» и социальных паразитов? «Жить с сегодняшним партнером», «Уход за детьми с помощью платных профессионалов» – актуальные для России проблемы, особо отмеченные в стратегической программе? Ведь речь идет не о прослойке, а о «новой социальной политике» для государства и общества в кризисный период!

Лейтмотивом доклада является иллюзия, будто сложные проблемы можно разрешить просто разгосударствлением практически всех сфер жизнеустройства России, включая сферу права. Эта главная мысль выражена так: «Соответствующий принципиальный выбор руководством России уже сделан: политика разгосударствления должна стать одним из значимых компонентов обновленной “Стратегии 2020”. Об этом свидетельствует намеченная программа приватизации на 2011–2015 гг., другие стратегические решения в отношении государственного сектора».

В отношении экономики в докладе сказано: «Более чем 20-летний опыт осуществления политики разгосударствления в России и целом ряде других стран переходной экономики свидетельствует, сколь сложным и длительным может оказаться этот процесс. Более многомерным стало и его осмысление экономистами… Многолетние и многочисленные исследования, проведенные в различных странах, включая Россию, показывают, что промышленные фирмы с государственной и смешанной формой собственности существенно менее эффективны по сравнению с частными компаниями, а приватизация оказывает положительное влияние на уровень и темп экономического роста».

Это утверждение просто неприемлемо. Достаточно открыть статистические ежегодники России и сравнить таблицы показателей «промышленных фирм с государственной формой собственности и частных компаний», возникших после приватизации. Нельзя же так искажать реальность после 20 лет «эксперимента»!

Особый акцент делается на либерализации правовых норм, регулирующих частное предпринимательство. В докладе говорится: «Главная идея данной стратегии состоит в минимизации государственного регуляторного вмешательства в экономику. …Стратегия основывается на «презумпции добросовестности»: развитие бизнеса и создание условий для добросовестных предпринимателей важнее возможных рисков, связанных с недобросовестным поведением».

И это предлагается в период, когда криминализация бизнеса достигла апогея и «риски, связанные с недобросовестным поведением», реализовались в сращивании бизнеса с организованной преступностью.

Профессор Академии МВД П.А. Скобликов, анализируя законопроекты, исходящие из «презумпции добросовестности», сделал такой вывод: «С каждым актом “гуманизации” уголовной политики представители “грязного” бизнеса получают очередное конкурентное преимущество, и, если “гуманизация” продолжится нынешними темпами, вскоре “чистый” бизнес будет полностью вытеснен с экономического пространства России. Добропорядочных бизнесменов на нем не останется, и вся отечественная экономика будет полностью криминализованной» [306][60].

В докладе даже дается конкретная рекомендация, необычная в стратегических программах: «Действующий Уголовный кодекс, фактически отражающий еще “советские” подходы к свободной экономической деятельности, обладает системными недостатками, которые не могут быть устранены путем отдельных поправок. Он принципиально не учитывает современных реалий рыночной экономики, прав и мотивов поведения экономических субъектов, реалий современного рынка… Необходимо пересмотреть подходы к использованию понятия “организованная преступная группа” применительно к экономическим преступлениям».

Но экономическая преступность, как правило, как раз является организованной, ибо сопряжена с коррупцией (известно, например, какова природа рейдерства). Можно сказать, что организованная преступность, будучи антиподом и антагонистом государства, становится в России его тенью, почти двойником.

П.А. Скобликов пишет: «Экономическая преступность и коррупция представляют собой две стороны одной медали. Все сколько-нибудь серьезные коррупционные акты совершаются для того, чтобы облегчить совершение экономических преступлений (побудить чиновников нарушить закон) или защититься от возможного преследования за экономические правонарушения. Что касается коммерческих подкупов (как активных, так и пассивных, если выражаться языком международно-правовых актов), которые встречаются у нас на каждом шагу и в