отдельности, улыбнулась, кинулась к двери и выбежала из дома со всхлипом облегчения.

На террасе она старательно разминулась с утенком, цыпленком, котами и прочей нечистью… И порысила в спасительное убежище своего «твинго».

В эту минуту у Шарли зазвонил мобильник. Она чертыхнулась с раздраженным видом, как человек, у которого в неподходящий момент звонит мобильник. Но ответила. Как все, у кого звонит мобильник, в любой момент.

– Алло?

Голос отца, Фреда Верделена, зашептал ей в ухо.

– Я с тобой всем сердцем. Ликвидируем ее. Я и сам никогда ее на дух не переносил.

– Пап… – начала она, готовая рассмеяться.

Потом вдруг вспомнила. Огляделась. Это было все равно что с крачкой. Как выдать такую информацию земным людям?

– Пожалуйста – сказала она в трубку. – До свидания.

– Кто это был? – спросила Энид, всегда подозрительно относившаяся к замешательству сестры.

– Это… ошиблись номером, – ответила Шарли и поспешно добавила: – Я была права! Удалим эту зануду из нашей жизни! Даю нам полгода. Ну, скажем, семь месяцев. Чтобы за это время Виль-Эрве стал как новенький!

Юпитер обняла Гарри.

– Никаких больше мух, понял? – шепнула она ему.

– Понял? – сказала мадам Эссаира своему сыну.

Мохаммед прыснул. Гарри тоже. Оба убежали на простор.

– Я же тебе говорил, – хихикнул Гарри, – смешная эта тетя.

– Ага, – прыснул Мохаммед. – У нее вальс киряет в ватер… клозете?

Эпилог

22 сентября, последний день лета

Было воскресенье. Поэтому с ними был Валери. Он приезжал из Парижа каждый второй уик-энд. Каждый второй уик-энд садился в поезд и останавливался в отеле «Гранд Фау» или «Пляжном». Ему так удобнее, уверял он, хотя места в Виль-Эрве хватало. Все догадывались, что это из-за Базиля.

«Ну почему эти взрослые дела такие запутанные?» – думала Гортензия, лежа рядом с Энид.

Пять сестер, одни на пляже, наслаждались прекрасным летним днем, последним в этом году.

Беттина мазала ноги кремом. Шарли, сидя на песке, заплетала Женевьеве волосы.

– Смотрите! – воскликнула Энид, показывая пальцем на небо. – Похоже на старый папин «вольво».

Они подняли головы, приставили ладони козырьком к глазам, глядя на плывущие облака, легкие, как дым от маленьких поездов.

– А по-моему, это профиль той певицы из телевизора, – сказала Гортензия. – Как бишь ее зовут?

– Астрида, – подсказала Беттина, знавшая всех певиц из телевизора.

– У нее же борода, – заметила Женевьева.

Она увидела у соседней скалы Люси Верделен, свою маму: в длинном платье из синего атласа и изящных золотых лодочках та собирала ракушки в пластмассовое ведерко.

– Что…

Женевьева осеклась. Никогда еще мама не являлась ей на людях. Она молча уставилась на нее. Мама повернулась к ней и показала полное ведерко.

– Смотри, – сказала она. – На ужин.

– На ужин, – машинально возразила Женевьева, – Огюстен приготовит нам жареную рыбу.

Гортензия удивленно посмотрела на Женевьеву.

– И что? – спросила она. – Мы знаем.

Женевьева бросила на маму укоризненный взгляд. Как бы ей сказать, что атласное платье и лодочки – не самая подходящая одежда для рыбалки в скалах?

Тут появился Фред Верделен и сел рядом с Энид и Гортензией.

– Уступите мне уголок вашего полотенца? – попросил он.

Гортензия подвинулась на десять сантиметров.

– Еще немного, – сказал он. – Тут я едва умещусь половинкой зада.

– Десять сантиметров на полотенце шириной в сорок – это много, – буркнула Гортензия.

– Ты что? – спросила Энид. – С кем ты разговариваешь?

Гортензия покраснела. Объяснять она не собиралась.

Фред и Люси придвинулись ближе и слегка толкнули Энид. Та откатилась на песок и вскочила, пылая гневом.

– Прекрати! – крикнула она Гортензии.

– Я ничего не делала! – запротестовала та.

Тут и Энид увидела родителей. Оба посмеивались.

– Хватит, – сказала она. – Вы взрослые, а ведете себя как малые дети!

Шарли уставилась на сестру, раскрыв рот.

– С кем ты разговариваешь?

Занятно, что остальные сестры очень заинтересовались ответом Энид и повернули головы.

Энид заерзала на полотенце.

Она посмотрела на улыбавшегося ей отца. На нем был рабочий комбинезон, поверх него тренчкот без пояса, кроссовки на меху.

– Валяй! – ласково подбодрил он ее. – Я никогда не запрещал тебе говорить о наших с тобой беседах.

Энид повернулась к сестрам, которые по-прежнему смотрели на нее.

– Это папа, – призналась она. – А иногда мама. Они здесь. Они со мной разговаривают. Глупо, да?

Сестры молчали с застывшим на лицах странным выражением.

– Я не чокнутая! – воскликнула Энид. – Я отлично знаю, что их нет. Но вот так оно и есть, правда.

Беттина вдруг рухнула на полотенце и расхохоталась. Ее примеру почти сразу последовала Гортензия. И Шарли. И Женевьева. А на скале держались за бока от смеха Люси и Фред Верделены.

– Вы смеетесь надо мной! – пискнула Энид с обидой и гневом.

Шарли встала и обняла сестренку.

– Нет, – сказала она, – ты не чокнутая. Или тогда мы с тобой обе. Я тоже вижу папу. И маму.

– Я тоже, – сказала Гортензия.

– Я тоже, – сказала Беттина.

– Я тоже, – сказала Женевьева.

Сестры переглянулись. Они еще смеялись, но как-то неуверенно.

– Вот сейчас, например, – снова заговорила Гортензия. – Вы их видите?

– Они здесь. На скале.

– Нет. Они сидят рядом с Женевьевой на полотенце.

– А для меня, – сказала Гортензия, – они вон там, у воды. И держатся за руки.

– А на маме, – с интересом спросила Женевьева, – синее атласное платье и золотые лодочки?

– У меня нет, – ответила Шарли. – Мама в цветастом платье. В том, которое она носила, когда ждала Энид.

– А у меня сейчас она в джинсах и розовой футболке.

– А папа?

– Неописуем!

– Как пиковый туз. Вы же знаете.

Они снова от души рассмеялись. Фред и Люси устроились в середине круга, который они образовали за разговором, придвигаясь друг к другу.

– Сегодня особенный день, – сказал Фред.

– Последний день лета, – отозвалась Гортензия. – Двадцать второе сентября.

– Не только, – вмешалась Люси. – Мы тут решили, в общем…

– Что вы все уже выросли. Мы убедились, что вы отлично справляетесь без нас.

– Мы никогда не справимся без вас! – воскликнула Гортензия.

– И все же! – вздохнула Люси, взяла ее за руку и крепко сжала. – Именно поэтому мы решили оставить вас в покое.

– Ты больше не увидишь меня одетым… как ты говоришь, Беттина? Будто кур воровал?

– Мы больше не будем докучать вам нашими появлениями и исчезновениями.

– Мне очень нравится, когда ты одет, будто кур воровал, – сказала Беттина, смахивая слезы.

– А мне нравится, когда мама собирает ракушки в вечернем платье, – прошептала Женевьева.

– Мы еще вернемся, – сказала Люси. – Раз или два в вашей жизни. Не больше. И только в исключительных обстоятельствах.

– Значит, – вздохнула Шарли, – будем прощаться?

Отец кивнул. Мама улыбнулась.

– Вы просто так не уйдете. Поцелуемся.