Города с фыркающим именем Форт-де-Франс магистр, собственно,так и не увидел. Разве что издали, когда «Сокол» входил в бухту.

Белые дома, красные крыши и синее небо создавали гамму,вполне уместную для столицы заморского департамента Французской республики. Нагоризонте торчали невысокие, но крутые горы какого-то легкомысленного вида. Этобыла единственная вертикаль ландшафта. Сам город распластался вдоль берега.Ничего в архитектурном смысле примечательного не просматривалось. Разве чтостарый каменный форт на узком мысе. Эта крепость, возведённая в концесемнадцатого века, и дала название поселению. В монархические времена ононазывалось попросту «Королевская Крепость», Форт-Рояль — на торопливом креольскомдиалекте «Фояль». Первый консул Бонапарт, не проявив большой фантазии,переименовал антильскую жемчужину во «Французскую Крепость», но жители, каксообщает путеводитель, по-прежнему называют себя «фояльцами».

Ветер шевелил светлую прядь на лбу Николая Александровича.Чайки кричали над головой. В груди что-то попеременно раздувалось и сжималось.

Цель путешествия была близка. Скоро, очень скоро он вернётсясюда — на щите, потерпев поражение, либо со щитом, причём золотым. Под этимнебом неестественно сочного цвета могло произойти всё, что угодно. В том числевещи совершенно фантастические, немыслимые в блёклой России или тусклой Англии.

Пассажирам, сходящим на берег, на грудь клеили эмблемку сномером и выдавали электронный пропуск — мера по борьбе с терроризмом.Начальник службы безопасности мистер Тидбит лично стоял у трапа, кивая каждому.Николасу даже улыбнулся. Возможно, потому, что Фандорин спускался самымпоследним.

Из-за российского подданства он, единственный из двух тысячпассажиров, был вынужден пройти контроль. Иммиграционный чиновник, никогда невидавший на паспорте двуглавого орла, оживился и устроил Фандорину форменныйдопрос — но, кажется, больше из любопытства. Где живёте: в Моску, в Ленинградили в Сталинград (других городов, видимо, не знал)? Правда ли, что на самомделе фамилия вашего президента не Putine, а Putin? Как, у вас уже другойпрезидент? И давно? В Моску, наверное, ещё лежит снег? И так далее. Наконец свидимым удовольствием шмякнул на страничку штамп (четыре змейки на синем поле)и пожелал «приятного сежура».

Одолеваемые нетерпением компаньоны давно уж сошли напристань. Первой катилась тётя, за ней везли целую тележку с чемоданами,большинство из которых будет дожидаться Синтию в кактусотерапевтическом спа.

Фандорин знал, куда ему идти: Бухта Якорной Стоянки, причал5, парковочное место 338. Там должна ожидать лодка старого Фреддо, чтобынемедленно взять курс на Сент-Морис.

По набережной ходили красивые люди с самым разным цветомкожи — от светло-бежевого до кофейного, попадались и вовсе оранжевые. Одеты онибыли ярко, по-южному. С открытых террас, утыканных пёстрыми зонтами, несласьритмичная карибская музыка. Но путь Николаса лежал мимо этого праздника жизни —прочь от парадной пристани, мимо нарядных яхт и прогулочных катеров, кзатрапезным закоулкам порта, где пахло рыбой и водорослями.

Лодка, пришвартованная у тумбы с небрежно намалёваннымномером 338, была самой неказистой из всех рыбацких судёнышек, что стояли упятого причала. С мачты свисал вылинявший вымпел, краска облупилась, к бортуржавыми цепями были прикреплены старые автомобильные покрышки. Удивилоназвание: «For Whom the Bell Tolls».[44] Кажется, это из «Схватки смерти» ДжонаДонна: «Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, ибо он звонит по тебе…».Чуднóе имечко.

Ни мисс Борсхед, ни компаньонов на палубе не было, однако,судя по каталке, привязанной к подножию мачты, все члены экспедиции ужеприбыли.

На трапе, свесив ноги, сидел довольно пожилой дядя вживописно потрёпанной шляпе, рваной майке, широких холщовых штанах и с трубкойиз кукурузного початка, зажатой в белых зубах. Как у большинства жителейАнтильских островов, от многовекового перемешивания разнообразных генофондов,внешность у шкипера была эклектическая: кожа орехового оттенка, глазапо-индейски раскосые, но черты тонкие, европеоидные. Седая курчавая бородкаобрамляла улыбчивое, добродушное лицо.

— Так-так, — сказал колоритный абориген на странно звучащем,но бойком английском, дружелюбно оглядев Николая Александровича. — Рост дваметра, белые джинсы, голубой пиджак, красная сумка. Приметы совпадают. Добропожаловать на борт, мистер Карков.

— Я Фандорин, а не Карков. — Ника, ступивший было на трап,остановился. Ошибка?

— Знаю, знаю. Но мне сказали, вы русский. А Карков — эторусский из романа. Давайте сумку.

Сумку Николас не дал. Речь старика показалась ему странной.

— Какого романа?

— Папаши Хема. Эрнеста Хемингуэя. «По ком звонит колокол».

— В мои времена этого писателя уже не читали, — улыбнулсямагистр, успокаиваясь. — Но я понимаю, о чём вы. Смотрел когда-то фильм сИнгрид Бергман и Гарри Купером.

Они поздоровались. Рука у Фреддо была жёсткая, будтоистыканная занозами.

— А я знаю роман наизусть. Моя семья многим обязана папашеХему.

— Вы его знали? — с почтением спросил Ника.

— Нет, конечно. Но мой дед пару раз видел писателя на Кубе.Это папаша Хем в тридцатые ввёл моду на спортивное рыболовство. Сюда так иповалили американцы, потом туристы из Европы. Сначала мой дед, потом папа, атеперь вот я этим жили и живём. Надеюсь, что и сын прокормится. А всё спасибоХему. — Шкипер с гордостью показал на своё судёнышко. — Видали, какая красотка?Уже пятое поколение. У деда была лодка «Прощай, оружие». В межсезонье он гонялконтрабандой оружие то в одну латиноамериканскую страну, то в другую. Спрос наэтот товар всегда имелся. Бедняга помер в венесуэльской тюряге. У папы сначалабыл катамаран «Фиеста», на котором он неплохо зарабатывал в сороковые.Следующую лодку старик назвал так же: «Фиеста-2», чтоб не спугнуть удачу — итоже всё было отлично. Но на «Фиесте-3» родитель угодил в самое око урагана исгинул, царствие ему небесное.

Фреддо, не переставая улыбаться, перекрестил лоб.

— Соболезную.