Грустный тон Криспа был совершенно искренен; стоя на верху лестницы, глядя на людей, отдавших себя в его власть, прибавив к ним в уме массу соотечественников по всей империи, он просто не мог вообразить, кто еще согласился бы взять на себя неимоверную тяжесть ответственности, налагаемую титулом Автократора. Но печалиться об этом было поздно. Он взял на себя ответственность. Ему придется ее вынести.

— С помощью благого бога, — сказал он наконец, — я сумею добиться процветания Видесса. Я верю, что смогу. Это все.

Повернувшись к Гнатию, Крисп прислушался к реакции толпы. Никакого взрыва рукоплесканий — но Крисп его и не ждал, поскольку спровоцированная Гнатием речь была чистейшей воды импровизацией. Никто, однако, не шикал, не свистел и не топал ногами. Речь не уронила будущего императора в глазах народа. А большего и не требовалось.

Гнатии тоже это понял. Он хорошо умел владеть собой, но не сумел скрыть своего разочарования.

— Продолжайте, пресвятой отец, — холодно сказал ему Крисп.

— Да, конечно, ваше величество. — Гнатии спокойно кивнул и возвысил голос, обращаясь скорее к народу, чем к императору:

— Склони свою голову для помазания.

Крисп подчинился. Патриарх снял с фиала крышку и вылил благовонное масло на голову Криспа, произнося ритуальные слова:

— Как Фосово солнце проливает свои лучи на нас, так да прольется его благословение на тебя с этим благовонным миром.

— Да будет так! — отозвался Крисп, подумав про себя: доходят ли до небес неискренние молитвы? Если нет, Фос наверняка останется глух к словам Гнатия.

Патриарх правой рукой втер масло в волосы Криспа. Закончив миропомазание, он нараспев затянул символ веры:

— Благословляем тебя, Фос, владыка благой и премудрый, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать.

Крисп эхом подхватил молитву, надеясь, что на сей раз она вполне искренна, поскольку не относится лично к нему. Горожане, собравшиеся на переднем дворе, тоже читали символ веры. Их голоса подымались и падали, словно прилив, заглушая отдельные слова, но безошибочно сохраняя ритм молитвы.

Гнатий наконец взял императорскую корону обеими руками и водрузил ее на склоненную голову Криспа. Корона была тяжелой — такой же тяжелой, как то, что она означала. По двору пронесся сдавленный вздох. В Видессе воцарился новый Автократор.

Через минуту толпа вновь зашумела; ликующие крики слились в оглушительный рев: «Ты победил еси!», «Крисп!», «Многая лета!», «Крисп!», «Ура императору!», «Крисп!», «Крисп!», «Крисп!».

Он выпрямился. И корона вдруг показалась ему невесомой.