– Я не могла в это поверить, – тихо произнесла она. – И не верила, пока не пришлось переместить булавки на фартуке, поскольку я поправлялась.

– Ты сказала кому-нибудь?

– Нет. Я отгоняла от себя эту мысль, стараясь сосредоточиться на других делах.

– Почему?

– Я была испугана и не хотела, чтобы родители узнали об этом. – Она тяжело вздохнула. – Я молилась о том, чтобы это было неправдой.

– Ты помнишь, как рожала ребенка?

Кэти обхватила руками живот, как бы вновь испытывая жгучую пронизывающую боль в пояснице и животе.

– Частично, – ответила она. – Помню боль и то, как сено кололо мне спину… но есть промежутки времени, о которых я совсем ничего не помню.

– Какие у тебя были тогда ощущения?

– Я была напугана, – прошептала она. – Очень напугана.

– Ты помнишь самого ребенка? – спросила Элли.

Ребенка она помнила так хорошо, как будто его образ запечатлелся на внутренней стороне ее век. Крошечное, очаровательное существо, не намного больше ее ладони, которое сучило ножками, хрипело и тянулось к ней.

– Он был такой милый. Я взяла его на руки, потерла ему спинку. Я ощущала под кожей его тонюсенькие косточки. Его сердце билось прямо у меня под ладонью.

– Что ты собиралась с ним сделать?

– Не знаю. Наверное, отнесла бы его к матери, нашла бы, во что его завернуть, чтобы он согрелся… но я заснула.

– Ты отключилась.

– Да.

– И продолжала держать ребенка на руках?

– О да, – ответила Кэти.

– Что случилось после этого?

– Я проснулась. Ребенок пропал.

– Пропал? – Элли подняла брови. – Что ты подумала?

Кэти сжала руки.

– Что это был сон, – призналась она.

– Были какие-то доказательства противоположного?

– Моя ночная рубашка была в крови, и немного крови осталось на сене.

– Что ты сделала?

– Пошла на пруд и помылась, – ответила Кэти. – Потом вернулась к себе в комнату.

– Почему ты никого не разбудила, не вызвала врача, не попыталась отыскать ребенка?

– Не знаю… – Ее глаза наполнились слезами. – Надо было. Теперь я это знаю.

– Что произошло, когда ты проснулась на следующее утро?

Кэти провела ладонью по глазам.

– Было такое ощущение, что ничего не изменилось, – отрывисто произнесла она. – Если бы все выглядело немного по-другому, если бы я плохо себя чувствовала, может быть, я не… – Голос ее замер, и она отвела взгляд. – Я подумала: а может, я все это выдумала, что со мной ничего не случилось? Мне хотелось в это верить, потому что тогда мне надо было бы беспокоиться о том, где ребенок.

– Ты знала, где ребенок?

– Нет.

– Не припоминаешь, что куда-то его отнесла?

– Нет.

– Не припоминаешь, что в какой-то момент проснулась с ребенком на руках?

– Нет. Когда я проснулась, его уже не было.

Элли кивнула:

– Ты планировала избавиться от ребенка?

– Нет.

– Ты хотела избавиться от ребенка?

– Нет, когда его увидела, – тихо произнесла Кэти.

Теперь Элли стояла всего в одном шаге от цели. Кэти ждала ее вопрос, ждала, чтобы произнести слова, ради которых пришла сюда. Но, чуть заметно покачав головой, Элли повернулась к присяжным.

– Благодарю вас, – сказала она. – Вопросов больше нет.

По правде говоря, Джордж был разочарован. Он ожидал от Элли Хэтэуэй в прямом допросе ее клиентки больше блеска, но она не сказала ничего особенного. И, что более важно, свидетельница тоже. Кэти Фишер сказала то, что все от нее ожидали, и ничто не объясняло отказа, представленного Элли утром в кабинете судьи.

Он улыбнулся Кэти:

– С добрым утром, мисс Фишер.

– Можете называть меня Кэти.

– Тогда, Кэти, давайте продолжим с того места, где вы только что остановились. Вы заснули с ребенком на руках, а когда проснулись, его уже не было. Той ночью вы были единственной свидетельницей происходящего. Так скажите нам, что случилось с ребенком?

Кэти зажмурила глаза, из уголка глаза выкатилась слеза.

– Я его убила.

Джордж замер. С галереи донесся изумленный ропот, и судья постучала молотком, призывая к тишине. Повернувшись к Элли, Джордж вопросительно воздел руки. Та сидела за столом адвоката едва ли не со скучающим видом, и он понял, что для нее это не было сюрпризом. Встретившись с ним взглядом, она дернула плечами.

– Вы убили своего ребенка?

– Да, – пробормотала Кэти.

Он уставился на девушку, сидящую на свидетельском месте. Вид у нее был побитый и несчастный.

– Как вы это сделали? – (Кэти покачала головой.) – Вы должны ответить на этот вопрос.

Она обхватила себя руками:

– Просто я хочу все сделать правильно.

– Погодите. Вы только что признались в убийстве своего ребенка. Я прошу рассказать нам, как вы его убили.

– Простите, – всхлипнула она, – не могу.

Джордж повернулся к судье Ледбеттер:

– Подойти?

Судья кивнула, и Элли подошла к кафедре, где уже стоял Джордж.

– Что происходит, черт побери?! – сердито спросил он.

– Мисс Хэтэуэй?

Элли подняла бровь:

– Ты когда-нибудь слышал о Пятой поправке, Джордж?

– Опоздала, – сказал прокурор. – Она уже взяла на себя вину.

– Не обязательно, – холодно произнесла Элли, хотя оба понимали, что она бессовестно лжет.

– Мистер Каллахэн, вы отлично знаете, что свидетель вправе в любой момент воспользоваться Пятой поправкой. – Судья повернулась к Элли. – Тем не менее ее следует попросить об этом, озвучив название.

Элли бросила взгляд на Кэти:

– Она не знает, как это называется, Ваша честь. Просто она не хочет больше об этом говорить.

– Ваша честь, мисс Хэтэуэй не вправе говорить за свидетеля. Если я не услышу, как обвиняемая официально ссылается на Пятую поправку, то не приму этого.

Элли закатила глаза:

– Можно мне поговорить с клиенткой?

Она подошла к свидетельскому месту. Кэти дрожала как осиновый лист, и, к немалому своему стыду, Элли поняла, что это отчасти объясняется тем, что девушка ждет от нее гневной тирады.

– Кэти, – тихо начала она. – Если не хочешь говорить о преступлении, тебе нужно лишь сказать по-английски: «Я ссылаюсь на Пятую поправку».