2. Шлиссельбург, апрель, 1955

Было без четверти пять, когда секретарь доложил, что к ней с внезапным, но "срочным и не терпящим отлагательства" визитом пожаловал адмирал Кениг.

"Без вызова или предварительной договоренности, - отметила Лиза. - Наверняка, стряслось что-то подлое!"

- Пропусти! - приказала, вставая из-за рабочего стола.

"Хоть кости разомну!"

Дверь открылась, Иван вошел в ее огромный кабинет, окинул его быстрым цепким взглядом и, дождавшись, пока закроется за ним дверь, шагнул на ковер.

- Здравствуй, Иван! - сказала Лиза, едва Кениг вошел в кабинет. - Что случилось на этот раз?

- Здравствуй, Лиза, - в том же тоне ответил главный шпион Себерского Флота, неторопливо продвигаясь ей навстречу. - Сорок минут назад от сердечного приступа скончался адмирал Ксенофонтов.

- Не было печали...

Ксенофонтова Лиза не любила, но зла ему никогда не желала. К тому же умер Михаил Борисович совсем не вовремя. То есть, вовремя такое не бывает никогда, ну или почти никогда. Но в данном конкретном случае, это был не иначе, как злой рок, ну, или голос судьбы, если посмотреть на проблему под другим углом зрения. На дворе война. И не просто какая-нибудь очередная заваруха с мордобоем, а Великая Война, хотя так ее еще никто не называет. Мировая бойня во всей своей красе, и Себерии с ее немногочисленными союзниками приходится в этой войне совсем непросто. Момент тяжелейший. На всех фронтах огонь и кровь. Страна в напряжении. Флот в бою, и вдруг умирает некто, делящий с главкомом первое-второе места в командной иерархии воздушных сил, а Флот, в какой-то мере, даже круче армии, поскольку начальник Генерального Штаба и Главком сухопутных войск подчинены Главковерху - в данном случае маршалу Кропоткину, а Первый Лорд Адмиралтейства номенклатура самого Великого князя.

- Есть мысли? - спросил Кениг.

"Мысли? О, да Иван, у меня есть на этот счет мысли, но вот хватит ли у меня на "эти сраные мысли" пороху?" - Вопрос на миллион рублей золотом, а сколько будет стоить ответ, не знает пока никто.

Всю свою жизнь - во всяком случае, все те годы, которые она прожила в Себерии, - Лиза, как черт от ладана бежала от политических интриг. Они ее, правда, порой находили сами, но и тогда она была крайне щепетильна в выборе стороны, соратников и средств, предпочитая старомодную порядочность хитрожопой византийщине. Однако сколько не зарекайся, однажды перед тобой все-таки встанет вопрос ребром. Выбирай, дескать, что для тебя важнее, польза дела или твое тщательно лелеемое чистоплюйство? Кто важнее сейчас для родины: ТЫ, адмирал Елизавета Браге-Рощина, знающая, что и как нужно делать во время такой вот войны, или ОНИ, дерьмовые людишки, готовые все просрать ради гребаного мгновения славы. И тогда - если уж прозвучал этот вопрос, - поздно колебаться и нельзя медлить, поскольку от твоего решения зависит ни много ни мало, как будущее родной страны, которую ты, между прочим, поклялась защищать любой ценой. Судьба родины и жизни миллионов, населяющих Себерию людей - вот, что на самом деле поставлено сейчас на кон.

- Вот что, Иван, - сказала она вслух, стремительно взвесив все "про и контра", - надо срочно переговорить с Тимофеевым и фон Торном. К девяти вечера они должны быть готовы поехать вместе со мной к Павлу Илларионовичу и, разумеется, не мямлить там, а высказаться однозначно и, само собой, исключительно в мою пользу. Это возможно?

- Фон Торн захочет, чтобы его зять получил эскадру.

- Кирилл отличный теоретик, но командующий из него никакой, - поморщилась Лиза, вспомнив по случаю профессора Кирилла Разумовского, возглавлявшего в Академии Генерального Штаба кафедру оперативного искусства.

- Лиза, - покачал головой Кениг, - ты же знаешь, бесплатных обедов не бывает.

- Ладно, - кивнула она. - Дадим ему Вторую Арктическую и хорошего заместителя в придачу, авось сдюжит.

- Корсакову можно было бы повысить в звании до контр-адмирала, - осторожно подсказал Кениг, знавший все обо всех куда лучше кадрового управления Флота. - Анна Викентьевна давно заслужила.

"Хорошее решение, - согласилась Лиза. - Всем сестрам по серьгам!"

Ане Корсаковой за четверть века службы на Флоте удалось добраться только до звания капитана 1-го ранга. Тоже неплохо, но и не сильно хорошо. Тем более, нечестно. И, если бы не война, через год-два отправили бы "старушку" в отставку. Лиза как раз под это дело и предполагала все-таки пробить для нее контр-адмиральское звание. Но, если ставить во главе эскадры адмирала Разумовского, то можно кое-что попросить и для Ани. Адмирал фон Торн не дурак. Знает, что, хотя его зять по званию вице-адмирал, а все равно на флотоводца не тянет. Будет умно рассуждать, но, не имея разумного и опытного зама, просрет все, что ему ни дай. Ученые мужи они такие, думают, что если могут написать дельную книгу по тактике воздушных флотов, то и с эскадрой в бою тоже справятся. Но не судьба. Большей частью губят людей и технику, а потом удивленно лупают своими умными глазками, как, мол, черт побери, такое могло случиться? А так и могло, что кто умеет - тот делает, а кто не умеет - учит других.

- Спасибо, Иван! - поблагодарила Лиза Ивана Кенига. - Вижу, что не забыл тот наш разговор. А Тимофеев, небось, спит и видит, как его семья получает госзаказ на броневую сталь?

- Так устроен мир, - пожал плечами Кениг.

"Ну, - пожала она мысленно плечами, - дело того стоит. А броню Тимофеевские заводы будут катать не хуже других. Надо будет только проследить, чтобы новый прокатный стан, который строят для нас в Кливленде, ушел не к Абаковым, а к Тимофеевым".

- Хорошо, - кивнула Лиза. - Можешь твердо обещать, что получат прокатный стан и новую технологию. Но пусть учтут, за технологию придется платить и стан выкупать за цену, учитывающую размер неустойки Абаковым.

- С Гавриловым поговоришь сама?

- Нет, - Лиза была уверена, что лично ей с Главкомом Флота говорить нельзя, потому что ничего хорошего из этого не выйдет. Только хуже станет. - Попрошу Бакланова переговорить. Они - родня, ему сподручнее.

С Василием Тимофеевичем Баклановым ее связывали давние дружеские отношения. Бакланов, Иваницкий, Рубинштейн и Кокорев, предложившие ей свою дружбу еще двадцать лет назад, должны были, по идее, встать на ее сторону и в этот раз. В конце концов, все они себерские патриоты, и душа у них болит не только о своей туго набитой мошне, но и о родине, как бы странно это не звучало для господ "прогрессивных либералов", которым франки и бриты с их "утонченной культурой" и "многовековой демократической традицией" милее и ближе себерских сиволапых мужиков с их кондовой "стоеросовой" дурью, рекомой любовь к родине. Однако в данном конкретном случае - в попытке не потерять достигнутых в войне преимуществ, - роль Василия Бакланова была особенно велика. И дело не только в том, что его диверсифицированная финансово-промышленная империя включает в себя банки и страховые общества, электростанции и верфи, на которых строятся тяжелые крейсера и авиаматки. Дело в другом. Главком Флота приходится Василию Тимофеевичу "любимым" племянником, и это родство многое означает в контексте непростых семейных и политических отношений, исторически сложившихся в республике Себерия.