Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брокк смотрит сестре прямо в глаза. От выражения его лица у меня захватывает дух.
– Это мой выбор, Ливаун. Она во мне нуждается. Во мне нуждается ее народ. Я обещал.
Он бросает взгляд на тропу, которая уходит наверх, к дому Хозяюшки Джунипер. Там кто-то есть. Но не знахарка и не ее собака. На дороге стоит женщина намного моложе, потрясающе красивая и скромно одетая. Стоит и ждет. За ее спиной другие фигурки, все в плащах с капюшонами. Выглядят удивительно и странно. Некоторые совсем маленькие, размером с ребенка, хотя и не дети. Маленький народец сродни Шубке-Чертополоху.
– Откажись выполнять это гнусное обещание, – говорит Ливаун, – поехали с нами, если не на Лебяжий остров, то домой, в Уинтерфоллз. Это не твой народ, Брокк. Ты один из нас.
– Может да, но может, и нет, – отвечает Брокк, кладет ей на плечи руки и целует в щеку.
Я вижу, что его лицо мокрое от слез.
– Так я смогу отыскать ответ на этот вопрос. Здесь меня ждет работа. Здесь путь, по которому мне надо пройти.
Ливаун поднимает глаза и смотрит на застывшую в ожидании толпу. Молодая женщина нежно ей улыбается и склоняет набок голову, давая понять, что узнала ее.
– Кто они такие? – сурово спрашивает Арку. – Пока ты еще подчиняешься мне, и я, в свою очередь, несу ответственность перед старейшинами Лебяжьего острова. С меня спросят за твое отсутствие. И ты мог бы оказать мне любезность, хоть как-то все это объяснив.
– Не могу, – говорит Брокк, – мне надо идти. Кира все знает. Простите, что я вас подвел.
Он смотрит на Арку, на меня и переводит взгляд на Иллана.
– Простите, что подвел вас всех. Я желаю вам в будущем всего самого лучшего. Но поехать с вами не могу. И тянуть дальше тоже.
Из груди Ливаун рвутся рыдания, и она подносит руку ко рту, чтобы их заглушить. Брокк обнимает ее и на миг прижимает к себе. А когда отступает на шаг назад, она спрашивает:
– Это надолго? Когда ты вернешься домой?
Он не отвечает, просто поворачивается и идет вверх по тропе.
– Брокк, – шепчет Ливаун, – не уходи.
Но он идет дальше, не обращая на нее внимания. Даже мне на глаза наворачиваются слезы.
Вскоре он подходит к тем, кто пришел его встретить. Они, все как один, поворачиваются, идут в лес и вскоре скрываются в тени деревьев. Ливаун закрывает лицо руками, стоит на дороге и не двигается. В этот момент мы слышим за спиной голоса путников – скорее всего, других гостей, тоже покинувших двор и отправившихся в долгий путь домой.
– Нессан, помоги ей сесть в седло, – говорит Арку, – теперь мы поедем вместе.
Я спешиваюсь и прошу моего коня подождать. А когда касаюсь плеча Ливаун, она вздрагивает, как перепуганное животное.
– Давай, – тихо говорю я, – надо ехать дальше. Я тебе помогу.
То, что она, садясь на лошадь, принимает мою помощь, без возражений берет поводья и следует за Арку, когда тот трогается с места, показывает, как она потрясена. Назад она не оглядывается. И больше не говорит ни слова. Арку пришпоривает коня, скромная хижина Хозяюшки Джунипер остается позади – интересно, где была она сама? – а за ней и лес с его гнусными вороноподобными тварями и другими, не менее необычными обитателями. Может, Брокк ушел туда, где живут создания, которых нельзя назвать ни зверушками, ни людьми, которые, подобно Шубке-Чертополоху, представляют собой смесь и того, и другого? Может, это сон – а о снах мне известно немало – и я вот-вот проснусь в комнате для репетиций, а у меня на коленях будет спать Ливаун. Может, проснусь, мне опять будет шесть лет и… Нет, по этому пути я больше не пойду. Время от времени я поглядываю на Ливаун, но она смотрит прямо перед собой. Слез больше нет. Лицо воительницы, словно высеченное из камня, – мрачное и упрямое. Я бы ничего не пожалел, чтобы увидеть ее улыбку. Или услышать ее резкий ответ, когда я ее раздражаю. А еще – чтобы она протянула руку и позвала меня участвовать в каком-нибудь безумном приключении. Я обдумываю ответы на неизбежные вопросы Арку: Как бы ты оценил ее действия в ходе выполнения миссии? Что она сделала правильно? Где ошиблась? Что могла сделать лучше? Но он наверняка мыслит иначе, чем я. Если бы решение зависело от меня, я не отказал бы ей в месте на Лебяжьем острове.
Двигаться дальше есть лишь один способ – использовать на практике навыки воина. Я отгораживаюсь от всего, что только что произошло, и без разговоров еду вперед. Когда мы останавливаемся дать отдых лошадям, на вопросы отвечаю односложно – «да» или «нет». Делаю, что положено, вместе с другими ем и пью, стараясь быть готовой продолжать путь, когда приходит время.
Арку с Илланом ни словом не обмолвились о том, что случилось с Брокком. Они с Дау относятся ко мне с заботой и вниманием, словно опасаясь, что я или упаду в изнеможении, или брошу их и поскачу искать брата, как в прошлый раз. Мне приходится мысленно от них отгораживаться. Если начнут меня жалеть, я могу просто развалиться на куски. Этого нельзя допустить. Я сильная. И останусь такой, чего бы мне это ни стоило.
На ночь мы останавливаемся в придорожной гостинице. В обмен на кров и стол Арку предлагает музыку, не спрашивая меня, могу я выступать или нет, а просто ставя в известность о том, что мы будем играть.
– Если хочешь, можно ограничиться свирелью и кельтским бубном, – предлагает он.
«Если хочешь», а не «если считаешь, что пение слишком напомнит тебе об утрате» или «если думаешь, что можешь расплакаться». Хотя подразумевается именно это.
– Я смогу спеть пару песен, – говорю я, – на ваш выбор. Из тех, что лучше всего звучат без арфы.
Мы играем и поем. Я не лью слез и не запинаюсь на словах. Умудряюсь даже исполнить «Скачущего Артагана», хотя всю мелодию приходится играть самой. Никаких поблажек в темпе Арку не дает. Публика, похоже, веселится на славу. Утром едем дальше.
Следующий привал устраиваем на «явочном» хуторе – в доме Очу, Маэн и их сына. Арку предупреждает, что мы останемся здесь на две ночи. В первую, сразу после ужина, хозяева куда-то уезжают, а наша группа собирается у разожженного очага.
– Вот теперь я тебя выслушаю, – говорит Арку, – но сначала позволь сказать, – я признаю, что Брокка мы потеряли, и понимаю, как тебе, Ливаун, от этого тяжело. Но отвечать перед Кинелой придется мне, поэтому любые подробности, способные пролить свет на произошедшее, только приветствуются.
– Всего я не знаю. Некоторые моменты мог бы прояснить только Брокк. Но я расскажу все, что мне известно.
Мне это и самой нужно. Чтобы покончить с этим.
– Могу я сначала задать вопрос?
– Да.
– Почему вы так быстро смирились с его уходом? Почему не попытались его остановить? Не попытались поехать за ним, не стали ждать?