Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты кто такой? А Генри где?
– Его нет, – ответил Томми, стараясь сохранять спокойствие, – он уехал за покупками.
– Как тебя зовут?
– Томми.
– Генри про тебя никогда не рассказывал, хотя неудивительно, это в его духе, – сказал незнакомец, улыбнувшись уже более открыто и окинув Томми взглядом, от которого тому стало не по себе. – Стало быть, кофе попиваешь? Может, и мне нальешь чашечку?
Томми, с трясущимися руками, повиновался, как исполнительный маленький солдат.
– Прошу, присаживайся, – сказал мужчина, подойдя к Томми с чашкой кофе и указав на диван. – Не знал, что у Генри гость. Тебе сколько лет?
– А вы сколько дадите?
– Пятнадцать-шестнадцать, не больше. А меня зовут Льюис, я живу тут неподалеку и частенько захаживаю к Генри. Мы знакомы с ним по работе. Может, он тебе рассказывал про меня?
– Нет, – ответил Томми, потупив взгляд.
Человек, который бьет по лицу маленького мальчика и насилует его под одобрительные возгласы своих приятелей. А потом распрямляется с победоносным видом, потрясая членом, испачканным молодой кровью вперемешку с фекалиями.
– Ты местный?
– Из Канзас-Сити.
– Ну да? А откуда знаешь Генри?
– Это секрет, и раскрыть его я не могу.
Льюис, развеселившись, не сводил с него глаз. Томми почувствовал, как мерзавца распирает от похоти, такой же смрадной, как зловонная жижа, переполняющая сточный желоб. Томми все еще сидел полуголый, но встать, чтобы пойти одеться, не осмеливался.
– Он тебе платит, да?
– Может, и так.
– Не знал, что он предпочитает мальчиков твоего возраста, хотя, надо сказать, ты милый. Я и сам люблю таких, не то что некоторые из наших общих знакомых. Давай-ка свой телефон, я тоже живу один и не буду против, если ты как-нибудь заглянешь ко мне на огонек. К тому же у меня дома поуютнее, не то что у бедолаги Генри, сам увидишь!
Льюис погладил Томми по голой ляжке, и тот не сообразил, как на это отреагировать: что-то словно лишило его воли и пригвоздило к месту.
– Я подожду Генри здесь, ладно? У нас с ним есть кое-какие дела. А потом, пользуясь случаем, мы познакомимся поближе. У нас с Генри все поровну, так что не стесняйся.
Нагнувшись к Томми, Льюис запустил руку ему в трусы.
Лампочка, закрепленная под потолком подвала, жгла ему глаза. Силуэты, окружавшие его, готовились обнажить свое оружие.
Томми резко вскочил, едва сдерживая подкатившую к горлу тошноту и ненависть, готовую выплеснуться из него ядовитым потоком.
– Я соврал, – выпалил он. – Генри внизу, в подвале. Только он там не один и велел его не беспокоить.
– Ты серьезно? – удивился Льюис, тоже поднимаясь. – И с кем же он?
– А вы как думаете? Он вас, кажется, не ждал…
Задетый за живое, Льюис тотчас направился к двери подвала, распахнул ее и, схватившись за дверную раму, позвал Хилла. Но ответа из подземелья не последовало.
Не успев собраться с мыслями, Томми подскочил к нему сзади.
И со всей силы толкнул его.
Льюис, не издав ни единого крика, покатился по бетонным ступеням и ударился головой о цементный пол, приземлившись пятью метрами ниже.
Томми включил свет и стал ждать, пошевельнется он или нет. Но он не шелохнулся – видимо, потерял сознание.
Не желая, однако, рисковать, Томми сбежал по лестнице, крепко схватил обеими руками голову Льюиса и несколько раз шарахнул ею об пол, проломив череп в нескольких местах и забрызгав себе бедра и стопы его теплой кровью.
Еще одним меньше. Еще один никогда больше не причинит им боль.
Если Томми еще немного пожил бы у Хилла, возможно, ему удалось бы расправиться со всеми гадами, засветившимися на тех гнусных видео. Так вот зачем судьба привела его в этот дом. Чтобы он отомстил за всех маленьких мальчиков, которые истошно кричали во тьме.
Томми, насвистывая, вернулся в гостиную с приятным ощущением хорошо выполненной работы.
Он расположился со стаканом виски перед телевизором, по которому шла очередная серия криминальной драмы «Во все тяжкие», и наслаждался фильмом до тех пор, пока не устал пялиться в экран.
Однако ему так и не удалось избавиться от смутного чувства тревоги. И все из-за этого стойкого запаха крови. Из-за духоты, из-за которой он не мог дышать. Из-за предчувствия, что не сегодня-завтра должно случиться что-то ужасное.
Уже стемнело. Томми доковылял до входной двери и запер ее на ключ, приготовившись вскрыть еще одну бутылку, чтобы как-то скоротать вечер.
На улице взвыла сирена. Томми подскочил к окну в ту самую минуту, когда мимо пронеслась полицейская машина. Сидевший на пассажирском сиденье коп прильнул к ветровому стеклу – его лицо было искажено в оскале, похожем на зловещую ухмылку. Томми отпрянул от окна, испугавшись, как бы тот его тоже не заметил, и пополз к журнальному столику.
Они были повсюду. Тиски постепенно сжимались. Необходимо поскорее сбежать из этого города, пока ловушка не захлопнулась.
Да, он даст деру на рассвете. Сядет в машину Хилла, рванет обратно в Канзас-Сити и подыщет себе какое-нибудь пристанище на первое время.
Это же проще простого. Он начал привыкать к такому образу жизни.
Вдруг кто-то окликнул его сзади по имени. Тихо-тихо, но этого оказалось довольно, чтобы в жилах застыла кровь.
Голос послышался из-за двери в подвал. Это был Льюис. Значит, Томми его не прикончил. Всхлипывающим и жалким до смешного голосом это ничтожество молило открыть дверь.
Томми схватил нож, который подвернулся ему под руку. Открыл дверь, приготовившись нанести удар, и увидел на полу тело Льюиса в том же положении, в котором он его оставил.
Томми ничего не понимал. Он же отчетливо слышал этого гада, как будто тот прильнул губами к замочной скважине.
Может, он прикидывается. Эти изверги поковарнее самого черта.
Томми с опаской стал спускаться по ступеням, не сводя глаз с затылка Льюиса, меж тем тени вокруг, смешиваясь, будто старались стереть грани между двумя мирами.
Томми опустился на колени перед телом и приложил палец к яремной вене. Пульс не прощупывался.
Льюис был мертв. Но если не он звал Томми, тогда кто?..
От стен отразился раскат пронзительного смеха, и Томми, прищурившись, в конце концов увидел Хилла: тот стоял в центре второй каморки – кожа бледная, заляпанная землей, глаза черные, как у людоеда, к зубам прилипли ошметки плоти.
То была плоть мальчонки, лежавшего на кровати напротив, еще живого, искоса поглядывавшего на него.
И тут над ребенком возникло другое лицо – оно впервые проявилось с ужасающей четкостью.