20 августа. Четверг. Посетил духовную миссию[151]. Она занимает довольно большую площадь на северо-восточном краю города [внутри городской стены]. Вход на территорию миссии с юга. У входа сидели несколько китайцев и китаянок, которые спросили, к кому я иду. Я сказал, [что] к «русскому Христофору». Тогда старик повел меня вовнутрь. Сначала он привел к дому общежития братии, что у главных ворот, но когда ему сообщили, что «недавно прибывший из Харбина» находится в другом доме, то повел меня туда.

Дом, куда он меня привел, имел надпись «Канцелярия епископа Переславского». Здесь нас встретил молодой китаец, говоривший по-русски. Он доложил обо мне иеромонаху Христофору, с которым я познакомился по дороге из Харбина и который приглашал меня в миссию […] Я за два доллара приобрел «Труды Духовной миссии в Пекине», т. I, второе издание. Говорят, что братия в будни чрезвычайно занята. Христофор повел меня к епископу Иннокентию, который принял любезно. Он сообщил между прочим, что «Труды» миссии, все 4 тома, выйдут 2-м изданием через полгода, а словарь месяца через полтора, осталось печатать только 200 страниц.

От епископа с о. Христофором пошли к пасеке и, дойдя до дома отца…[152], заведующего, Христофор попросил угостить нас медом. Пасеки в большом числе расположены под деревьями у кладбищенской церкви. Говорили, что меду собирают до 80 пудов. Продают здесь, в Харбине и в других местах. Из воска делают свечи. Заведующий угостил нас чаем и медом, который собран, как говорил он, с финиковых деревьев. Мед темного цвета, чем и отличается от липового – светлого.

В монастырском хозяйстве огороды, […] коровы, мельница. Имеется община сестер.

Оттуда забрался я на городскую стену и прошел по ней до Юн-хо-гуна. Весь город производит впечатление сплошного сада, в котором между деревьями виднеются дома. Стена очень широка, обросла травой и кустиками. Посередине проходит круговая дорожка. Через небольшие дистанции расположены убогие хаты [фанзы] караульных. Ламы говорили, что простолюдинов не пропускают ходить по стене, и удивлялись, что меня пропустили, объяснив это моим костюмом, являющимся смесью европейского с монгольским.

На площадке Юн-хо-гуна обучали около 100 солдат в темно-синих костюмах разным строевым приемам. Говорят, что это новички. Затем их отправят в Бао-дин-фу[153], где будут учить ружейным приемам и пр.

21 августа. Пятница. Ночь спал плохо. После обеда ходил на рынок при Лун-фу-сы. Здесь во дворе теперь уже разрушенного храма происходит ежемесячно 9, 10, 19, 20, 29 и 30 числа род ярмарки. Говорят, что свое происхождение такая торговля ведет со времен постройки этого храма. Когда затруднялись давать на содержание кумирни из императорской казны, то император повелел допускать за плату торговцев 6 раз в месяц и на арендные деньги содержать храм. В таком же положении в западной части храм […] Торгуют всем. Здесь обычны рассказчики, фотографы, музыканты, гадатели, лекари – спутники китайского рынка. Купил на рынке старый китайский план Пекина за 10 коп.

22 августа. Суббота. В 8 часов на двух рикшах подъехал на Калганский вокзал. Оказалось, что поезд пойдет в 10 часов и не дойдет до Калгана, а переночует в Суань-хуа-фу[154]. Взял билет третьего класса, так как второго не было. В вагоне жарко, страшная темнота. Когда подъехали к северным горам Нанькоу, то объявили, что наш вагон не пойдет далее вследствие порчи. Пришлось пересаживаться в другой. Поезд пошел в горы с двумя паровозами. Характер гор очень напоминает горы Тибета – остроконечные, скалистые, безлесные громады с узкими ущельями. Железная дорога идет подле тракта Пекин – Калган. В ущелье всюду видны стены и другие укрепления, устроенные в старину как заграждения от нападения северных племен.

Дорога проходит четыре туннеля: три небольших и один очень большой, вероятно, с версту. Тотчас после большого туннеля начинается северный склон, очень незначительный. Поезд далее идет между двумя хребтами, наконец, выходит на берег реки […] и все время движется по берегу. Под вечер приходит к городу Суань-хуа-фу. Было уже темно. Поехал в китайский дянь. За проезд с багажом – 10 тунцзыров, ночлег – 5, ужин – 4 и т. д.

Со мною были два монгола из хошуна уцзумучина[155]: хара Очир и лама Чжамбал-Хайдуп. Они приезжали в Пекин с письмом от Чжанчжа-гэгэна, который в настоящее время [находится] в их хошуне. В Пекин они доставили письма к Сун-Чжу-сы цзасаку-хутухту[156]. Теперь везут ответ. Дойдут до родины через 5 дней.

Вечером я попросил ужин, но аппетита не оказалось, чем хорошо воспользовались мои монголы, заказавшие ужин на 5 коп. каждый. Мне пришлось уплатить за много кушаний 35 коп.

23 августа. Воскресенье. Утром поехали на вокзал. Поезд отправился в 10 1/2 часа и прибыл в Калган в 12 1/2 часа. Ход очень тихий. Дорога еще не совсем устроена, и повсюду идут работы по устройству и укреплению полотна. Встретился в поезде с одним китайцем, служащим в Кяхте на [китайском] телеграфе. Едет с женой. Платье у этой четы китайское, но все дорожные предметы европейские. Говорит, что был в пятимесячном отпуску в Шанхае, Тяньцзине и т. п. Владеет немного русским и монгольским языками. В Кяхтинском маймачене[157] прослужил 10 лет.

В Калгане пассажиров встречают комиссионеры гостиниц. Я сдал вещи и пошел за одним из них, говорящим по-монгольски, он привел в гостиницу Бо-тун-гун. Отвели очень порядочный номер за 50 коп. в сутки. После обеда пошел по городу. Обычный вид, но по улицам тянутся длинные вереницы верблюдов – караванов. Говорят, что извозом здесь в значительной мере занимаются китайцы-мусульмане. У некоторых богатых фирм до 600–700 верблюдов. Не мог дойти до русского поселка и возвратился. Встретился, впрочем, с одним юношей, который, как он сообщил, – двоюродный брат М. М. Шулынгина[158], учится в английской школе Тяньцзиня.