Затем я и Цэвен поехали в Минпрос, откуда с т. Батухановым – к председателю Совмина. Выйдя от него, побывали у т. Хазагаева[190], Алексеева[191], домашних Боян-Нэмэху[192] и с т. Цэвеном – в Русско-монгольском банке.

Хазагаеву, Алексееву и семье Боян-Нэмэху передал письма, привезенные из Верхнеудинска. Впрочем, забыл упомянуть, что до банка мы заехали еще в Монучком[193]. Он помещается в большой войлочной юрте. Рядом большой дом, где занимаются т. Жамцарано и его секретарь, а также рисовальщики карт и составители диаграмм; в одной комнате сложены по случаю ремонта специального помещения Ганчжур и Данчжур монгольские. Все книги библиотеки каталогизированы, и на них видны надписи томов и отделов этих двух классических канонов в переводах. Здесь же показали помещение, предоставляемое мне.

Вообще очень много интересного. Город неузнаваем после 22-летнего перерыва[194]. Новый город застроился в местах, где прежде были «хоромы» отдельных феодалов и канцелярии маньчжурского и монгольского амбаней (губернаторов). На улице видны все способы передвижения, начиная с верховых на верблюдах и лошадях, телег с быком, навьюченной вереницы верблюдов и кончая быстро мчащимися автомобилями. Когда мы спускались на аэродром, поднимался оттуда монгольский аэроплан, сделав небольшой круг над городом, он спустился, пока мы были на аэродроме.

21 апреля. Утром, напившись чаю и позавтракав, отправились с т. Цэвеном в Учком. Побывали там и оттуда отправились в Монголо-русский банк, куда вчера т. Цэвен подал заявление об обмене денег (тугрики). Удержали при обмене 5 %. Заехав дальше в потребиловку (русскую), купил необходимое белье и постельные принадлежности, так как выехал на аэроплане и ничего с собою не мог захватить, кроме портфеля с бумагами. […]

22 апреля. Здоровье – неважно. […] Пошел на базар. Заходил кое в какие китайские фирмы. Все по-прежнему, но прибавилось к старому много нового. Например, рядом с вьючными верблюдами и арбами с волами проскакивают автомобили и извозчики. […]

Часа в 4 пошел по лавкам. Магазины и лавки работают до 6 час. вечера, но только магазин Госторга был открытым. […] Оказалось, что Госторг ликвидируется. Извозчики без таксы, торгуются. Если едет один пассажир, извозчик старается посадить другого, чтобы и за один конец получить двойную плату. Удивительная приспособляемость! Извозчики большею частью китайцы. Попадаются изредка монголы. Других национальностей пока не заметил. Подле склада Монценкоопа сложено много бревен лиственничных. Говорят, что сплавляются они с верховьев Толы. Бревно, которое пойдет на плахи, обходится 25 руб., а бревна на дрова – по 7–8 руб. за штуку.

Сегодня в частном кругу слышал рассказы двух молодых людей, занимающих известные посты в столичных организациях. Один рассказывал известные эпизоды из жизни шаманов. Другой вспоминал кое-что из ламской жизни. Язык их понятен. У меня непонятных слов все же осталось несколько, зависящих, по-видимому, от быстроты речи халхасцев.

23 апреля. Переезжаю на квартиру при Монучкоме. Предоставили мне целый домик в три комнаты, обставили одну комнату хорошо. Есть все удобства для занятий. Сегодня в 9 час. 20 мин. прилетел аэроплан, по-видимому, снова из Верхнеудинска. Как регулярно и хорошо! После переезда на новую квартиру […] получил обратно заграничный паспорт, отобранный на аэродроме. Потом побродил по магазинам и лавкам, вернулся пешком в учкомскую квартиру свою. Читать пока нечего. У Жамцарано прочитал «Основы буддизма»[195]. Написана в апологетическом тоне, сопоставляет учение Будды с новым мировоззрением. Художник Н. Рерих напечатал и выпустил здесь несколько книжек в этом духе[196]. Сопоставляя такое новое течение с содержанием письма Борченко, приходится заметить, что, должно быть, появляется новое веяние – основать социализм на принципах древнего буддизма[197]. Какое это течение, пока судить не берусь. Разбор дам по возвращении к письму Борченко, которое оставил в Верхнеудинске.

Вечером занимался выполнением заказа т. Боян-Нэмэху. Дело в том, что он просил своих родных отправить ему по авиапочте тибетские порошки. Его зять Лодон, служащий ветуправления, достал порошки и с письмом передал завдобролетом. Сегодня я узнал, что едут в Верхнеудинск двое – русский и монгол. Дарма Жигмитов обещал передать пакетик т. Семенову. Я с Лодоном ездил к завдобролетом справиться о посылке и письме. Оказалось, что он ничего не сделал. Пришлось взять пакетик обратно и передать Жигмитову для передачи т. Семенову. Этот согласился взять с собою, сняв с себя ответственность, если отберут на таможне. Таким образом, мною исполнено дело по оказанию помощи т. Боян-Нэмэху.

24 апреля. Первый день Пасхи. Русская часть города, по-видимому, празднует, а монгольские учреждения отдыхают, как в обычный воскресный день (день отдыха). Выходил на улицу и наблюдал жизнь таможни. Там кипучая жизнь. Двое ворот. В одни пропускают верблюдов с вьюками и вгоняют гурты скота, идущие на продажу. После сбора пошлины выпускают через противоположные ворота. Во дворе стоят палатки. Лежат развьюченные верблюды. Стоят гурты овец и коз. Это в праздничный день, а в будни, вероятно, картина еще изменится. […]